— Ну что ты ноешь? — раздраженно прикрикнул Гололобов.— И без тебя кисло.
— Я не ною, я рассуждаю, — спокойно сказал Иоська.
Гололобов заявил:
— Сложить тюфяки в кучу, зажечь — и на все четыре стороны.
— Нет,— сказал Рогожин,— так нельзя.
— Боишься?
— Сбрендил?
— Ты своего отца чтишь? — спросил сурово Рогожин.— А когда по всему городу объявят: мол, видали, отцы их против власти шли, а эти дом зажгли, казенное имущество ограбили! Хорошо это будет?
— Мы с пустыми руками уйдем.
— А чем докажешь, когда все погорит?
— Больше я здесь тухнуть не согласный.
— Верно! Тикать надо.
— Поедим как следует и айда! — радостно предложил Стрепухов.
— Может, кому чего-нибудь прихватить дозволите, на первое время разжиться,— жалобно попросил Чумичка.
— Разбирай завал у дверей, хватит.
Рогожин подошел к печке, пошарил в ней кочергой.
— Пока артельно не решим,— спокойно сказал он,— никто вниз не сунется.— И он встал у дверей; потом, оглянувшись через плечо на Тиму, сидящего на дровах и закутавшегося с головой в одеяло, спросил тихо: — А ты, Сапожков, хочешь домой?
— Хочу,— печально сказал Тима.
— А дом у тебя есть?
— Не знаю.
— Не знаешь, а хочешь, как же так?
— У меня в городе знакомые есть.
— Приютят?
— Не знаю.
— Вот и все не знают, куда деваться.
— Так что же, на поклон к воспитателям идти? Ты в какую сторону гнешь, Володька? — гневно воскликнул Тумба.
— Если б лето было, я бы разговора не поднимал,— осадил его Рогожин.— Намерзнутся, скитавшись, а потом поодиночке обратно, вот чего будет.
— А если своей артелью где-нибудь до весны продержаться? — спросил Гололобов.
— Вот я об этом и думаю,— сказал Рогожин. — Может, на Косначевку податься, там ребята на сортировке угля работают.
— Далеко не дойдем по зимней дороге, замерзнем.
— Заберем из вещевой кладовки одежду. Если побольше натянуть на себя и харчей прихватить, дотопаем.
— Правильно, Володька.
— А кто не хочет, тот сам по себе.
— Копанку для жилья сделаем, там все в копанках живут.
— А если спросят, откуда мы?
— Скажем, по назначению присланы. Мол, часть в экономию, а часть сюда.
—- А они город запросят.
— А чего им запрашивать? От дармовых рабочих кто отказывается?
— А если там бастуют?
— А тут мы припремся.
— Тогда вот: пусть завтра с утра Тумба по городу походит, может, выведает чего. Вернется — решим.
— Лучше ты, Володька, ступай, ты головастее.
— Мне нельзя, я с вами.
Но когда утром откидали от дверей дрова, оказалось, что дверь снаружи заперта на засов. Кинулись в слесарную за инструментом — весь инструмент воспитатели увезли. Пробовали выбить в окне решетку поленьями, но решетки были крепко вмурованы в толстые каменные стены.
Вылезли через чердак на крышу. Рогожин попробовал спуститься вниз по водосточному желобу, но проржавленная труба сломалась, и его с трудом втащили обратно.
Подавленные, растерянные, ребята бродили по пустым помещениям приюта.
— Ладно,— сказал Рогожин.— Видно, без пожара нам не обойтись. Придется подпалить дверь, а подгоревшие доски отобьем поленьями. Но жечь буду я с Тумбой, чтобы аккуратно получилось, без большого пожара.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Рогожин и Тумба сложили у порога кучкой щепки и зажгли их. Все ребята стояли на лестнице и смотрели, как разгорается этот костерчик. Вдруг, когда пламя стало лизать дверные доски, кто-то со двора забарабанил по двери и крикнул:
— Эй, открывай!
Это было так неожиданно, так весело и по-свойски приказано, что Рогожин и Тумба стали затаптывать горящие щепки. Но потом, засомневавшись, начали быстро заваливать выход дровами, и все в страхе помогали им. Поленья гулко бухали о двери. И что там во дворе кричали, не было слышно.
Забив снова весь коридор дровами, ребята кинулись вверх и прильнули к окнам. Но из окон не было видно, кто стоит внизу.
Но вот от стены дома отошел невидимый до этого человек. Остановился посреди двора и, приложив сложенные ладони ко рту, крикнул:
— Вы что, гольтепа, ошалели взаперти, что ли? Открой, говорят.
На голове человека была папаха из всклокоченного волчьего меха. На плече висела винтовка, и из рваного под мышками полушубка вылезала клочьями овчина.
Потом к нему подошел другой человек — квадратный, плечистый, в черном бушлате, перепоясанном солдатским ремнем, а на ремне, как маленький окорок, коричневая кобура пистолета. Этот человек также поднял голову к зарешеченным окнам и гулким басом спросил сердито:
— Вам еще кланяться нужно, что ли?
— Вы кто будете? — крикнул Рогожин.
— Ревком! — мощным голосом произнес человек.
— Попался, не подловишь! — ехидно завопил Гололобов. — Кто оттуда, тот на всю улицу орать об этом не будет.
— А почему? — раскатисто спросил человек.— Почему нам не орать, когда мы теперь власть? И можем вам ухи еще оттрепать за сопротивление революционной власти.
— Поори, поори шибче! — крикнул Тумба.— Услышит кто, похлебаешь в тюрьме баланды.
— Вы, может, прятаться к нам прибежали? — озабоченно спросил Рогожин.
— Ну, пусть прятаться,— согласился человек.
— Тогда так и говори! — крикнул обрадованно Тумба.— Только снаружи запор отбейте, мы вас к себе пустим, пожалуйста.
— Отбили,— сказал человек.