Том 5. Рассказы 1860–1880 гг.

— Ох, верно: бедному человеку только бы заработать, только бы прокормиться! — с глубоким пониманием подтвердило несколько голосов.

Кристина поставила на стол полную миску застывшей мятой картошки, серой от намешанного в нее мака и до того крутой, что ее нужно было резать ножом. Возле миски Кристина действительно положила нож и большой ломоть черного хлеба. Величаво и спокойно она двигалась по горнице, гордо откинув голову. Эту величавость и чувство собственного достоинства, вероятно, пробудило в ней главенствующее положение в доме, а может быть, согласное супружество и счастливое материнство. Вместе с тем Кристина была радушной хозяйкой.

— Ешьте, сделайте милость, — потчевала она гостя.

Его длинные, худые, красные руки поспешно схватили хлеб и поднесли ко рту, но глаза беспокойно бегали, как будто что-то искали на столе.

— Не прогневайтесь, хозяин… но промерз я до костей… Мне бы выпить рюмашечку водочки… водочки… водочки!

Прожорливо жуя хлеб, он снова потер руки с видом веселого шутника.

— Что ж? Это можно, можно! — спокойно молвил хозяин. — Кристина! Подай водку!

Бондарь, оторвавшись от работы, поднял голову, глаза его жадно блеснули. Кристина принесла бутылку и зеленоватую рюмку из толстого стекла, хозяин налил полрюмки и, кивнув гостю, пригубил.

— За ваше здоровье! — сказал он и медленно, чуть не по капле, выпил.

Гость принял полную до краев рюмку трясущейся рукой.

— За ваше счастье! — ответил он и залпом опорожнил изрядную посудину.

Бондарь поглядел на старика и не без робости потянулся к бутылке. Старик молчал. Бондарь выпил и подвинул бутылку брату.

— Пей, Алеша!

— Не хочу, не буду пить, жена не велела! — отказался молодой крестьянин и громко, на всю хату, расхохотался. — Ей-богу, не велела! — продолжал он. — Как пристала ко мне: «Не пей да не пей! Ежели хоть немножко меня любишь, побойся ты бога, не пей! Побожись, что не будешь пить, перед образом побожись!» Ну, вижу, что никак мне не отвязаться от бабы, я и побожился; верно, уж год будет, как я капли в рот не брал. Что, может, я вру, Еленка, а? Может, вру?

Она от всего сердца засмеялась, обнажив мелкие белоснежные зубы, и погладила мужа по лицу.

— Чтоб ты скис, ежели ты пить перестал из-за моей болтовни!.. Сам вырос большой, вот и набрался ума…

Бабка поднялась с бадейки, подошла к столу и уставилась на бутылку.

— Пей! — сказал ей старик.

С рюмкой в руке она поклонилась всем вокруг, выпила и утерла запавший рот рукавом сорочки. Гость глаз не сводил со старухи, словно силился вызвать в памяти ее черты. Вначале он глотал, не жуя, огромные куски, подбирал крошки и горстью ссыпал их в рот, потом, немного утолив голод, стал есть медленнее, но вместе с ощущением сытости возрастало его любопытство, и он все упорнее разглядывал всех и всё. Минутами казалось, что он ищет взглядом кого-то или что-то. Он смотрел на топчан, на печку, затем снова на топчан. Вдруг он обратился к старику:

— А хозяйка ваша жива?

— Давно померла… уже лет десять будет, как померла… — оживленно затараторила бабка, ставшая заметно бодрей после выпитой водки, — она в то самое лето померла, когда меня выгнали из имения… Вот тогда меня Шимон и пустил к себе в хату; пошли ему за это господь всякой удачи… «Поможешь, дескать, Кристине по хозяйству!..»

— Померла, — перебил незнакомец разболтавшуюся бабку, и его остановившийся взгляд снова вперился в ее лицо. — А вас, мать, зовут Настуля… вы служили в имении ключницей.

— Ну да! — обрадовалась бабка.

— А вы про это откуда же можете знать? — спросил Алексей.

Но прохожий не слышал его вопроса или не хотел отвечать. Он обвел взглядом горницу.

— Давно ли, хозяин, вы эту хату выстроили?

Неторопливо и равнодушно Микула объяснил, что хата старая, но недавно он ее подправил, сменил подгнившие венцы да прорезал пошире окна…

— Вот я и смотрю, будто непохожая стала горница…

— А разве вы тут были когда? — спросил бондарь.

Но прохожий опять не ответил. Не переставая есть, он озирался по сторонам. Долго смотрел он на бондаря и на Алексея и вдруг сказал:

— Вот оно как. Так старой уже нет!

И, помолчав, прибавил:

— Да и Яська нет!

— Какого Яська? — вынимая трубку изо рта и зорко вглядываясь в гостя, спросил старик.

— Ну вот, какого! — засмеялся гость. — Да вашего третьего сына, хозяин!

— А сами-то вы здешний, почему вы все знаете? — удивилась Еленка.

— Верно, вы уже были тут! — догадалась бабка, с любопытством тараща на него окаймленные красными веками выцветшие глаза.

— По всему видать, вы тут не впервой, — сказал Микула.

Осаждаемый вопросами, незнакомец сперва было нагнулся над столом, скрывая лицо, но потом с какой-то глухой злобой буркнул:

— Ну, был я, был… так что же, хоть и был?

Однако он тотчас подавил свое раздражение или злобу и с безразличным видом объяснил:

— Да был я тут… в имении работал, когда строили новый господский дом… на стройке нового дома я работал…

— Давненько это было, пожалуй лет двадцать назад, — заметил Микула.

— Двадцать с лишком, — поправил гость.

— Шутка ли, сколько в ту пору чужих приходило на стройку наниматься… — вмешался в разговор бондарь.

— Да немало. Вот и я нанялся…