Том 5. Пешком по Европе. Принц и нищий

Утром мы, по чудесному немецкому обычаю, завтракали в саду, под деревьями. В воздухе было разлито благоухание цветов и диких животных, — все живое поголовье зверинца при «Таверне Натуралиста» кишело вокруг нас. Были тут большие клетки с порхающими и щебечущими заморскими птицами, и клетки еще большие, и совсем уж большущие вольеры из проволочной сетки, населенные четвероногими, как отечественными, так и заморскими. Были и звери на свободе — кстати сказать, весьма общительные. По всей лужайке носились вприпрыжку белые кролики и то и дело подбегали к нам и обнюхивали наши башмаки и гетры; молодая лань с красной ленточкой на шее подходила и бесстрашно рассматривала нас; куры и голуби редчайших пород выпрашивали крошек, а старый бесхвостый ворон прыгал тут же со смиренно–смущенным видом, как бы говорившим: «Не обессудьте на неудачном декольте. Ведь это могло бы приключиться и с вами, так будьте же снисходительны». Если кто смотрел на него слишком уж пристально, он забивался в укромный уголок и выходил, только удостоверясь, что внимание гостя отвлечено чем–нибудь другим. Никогда я не видел, чтобы бессловесная тварь была так болезненно самолюбива. Баярд Тэйлор, с его несравненной способностью читать смутные мысли животных и вживаться в их нравственные представления, уж верно нашел бы средство рассеять меланхолию незадачливого старикана; но мы, не обладая тем же чутким даром, вынуждены были предоставить ворона его горестям.

После завтрака мы лазили на холм — осмотреть древний Гиршгорнский замок и развалины соседней церкви. Стены церкви украшены изнутри забавными старинными барельефами: высеченные в камне властители Гиршгорна в полном вооружении и владетельные гиршгорнскис дамы в живописных придворных костюмах средневековья. Все эти памятники былого заброшены и обречены на разрушение, так как последний граф фон Гиршгорн уже двести лет как сошел в могилу и некому печься о сохранении фамильных реликвий. В алтаре показали нам каменную витую колонну, и наш капитан тут же поведал нам ее легенду, — легенды из него так и сыплются; но я не стану приводить ее здесь, так как единственное, что в ней внушает доверие, это что герой собственноручно скрутил колонну винтом, — раз крутнул, и готово! Все остальное в легенде сомнительно.

Гиршгорн особенно хорошо виден, если смотреть с отдаления, когда спустишься вниз по реке. Тогда гроздья его коричневых башен, прилепившихся к маковке зеленого холма, и древние зубчатые стены, взбегающие по травянистым склонам, чтобы перешагнуть за гребень и исчезнуть в море листвы позади, являют картину, от которой глаз не оторвешь.

Выйдя из церкви, мы долго спускались по крутой каменной лестнице, прихотливо сворачивающей то туда, то сюда вдоль узких проходов, образуемых скученными грязными деревенскими домишками. Весь околоток, по–видимому, перенасыщен уродами, чумазыми, лохматыми кретинами; они косятся на вас исподлобья и, протягивая руку или шапку, жалобно просят подаяния. Разумеется, не все здешние жители кретины, но такими казались все просившие подаяния и так их нам рекомендовали.

Мне вздумалось прокатиться на лодке в ближайший город Неккарштейнах; итак, я спустился вниз к реке и спросил первого встречного, не сдаст ли он нам внаймы лодку. Должно быть, я говорил на верхненемецком языке, принятом в высших сферах, — во всяком случае, таково было мое намерение, — потому он и не понял меня. Уж я вертел и крутил свою фразу, стараясь подгадать к его уровню, но безуспешно. Он никак не мог взять в толк, что мне от него нужно. Но тут подоспел мистер Икс, стал против этого человека, испытующе глянул ему в глаза и со всей возможной уверенностью и бойкостью оглоушил его следующей фразой;

— Can man boat get here?[11]*

Моряк сразу понял его и сразу ответил. Я еще могу сообразить, почему он уразумел эту фразу: случайно все ее слова, за исключением слова «get» (раздобыть), звучат одинаково по–немецки и по–английски и означают одно и то же. Но как он умудрился постичь последовавшую далее сентенцию мистера Икса — выше моего разумения! Я приведу ее ниже. Мистер Икс на минуту отвернулся, и я спросил моряка, не найдется ли у него доски, — хорошо бы сделать в лодке дополнительное сидение. Я говорил на чистейшем немецком наречии, но мог бы с тем же успехом говорить на чистейшем чокто. Моряк изо всех сил старался понять меня, — видно было, каких усилий это ему стоит; убедившись, наконец, что все бесполезно, я сказал ему:

—Ладно, не трудитесь, как–нибудь обойдемся.

И тогда мистер Икс повернулся к нему и повелительным тоном сказал:

—Machen Sie a flat board[12]**.

Пусть в моей эпитафии напишут обо мне голую правду, если этот человек не ответил мгновенно, что он сейчас же пойдет за доской, — вот только закурит трубку, которую он в ту минуту набивал.