Том 5. Пешком по Европе. Принц и нищий

Мы заглянули вниз и увидели памятник, поставленный в ознаменование этого события. Он стоит на дне теснины, в нише, выдолбленной в скале, защищающей его от бушующих вод и бурак. Старик проводник, который все молчал, а на вопросы отвечал односложно, на этот раз проявляя необычную словоохотливость. Он рассказал нам, что графиня была юной и прекрасной — в сущности, еще девочка. Она незадолго до этого вышла замуж, то было ее свадебное путешествие. Ее молодой супруг ехал чуть впереди; одни проводник вел под уздцы лошадь графа, другой — лошадь графини.

— Проводник, что вел под уздцы графскую лошадь, — рассказывал старик, — случайно оглянулся, бедняжка сидела ни жива ни мертва и не отрываясь глядела в пропасть; и вдруг она медленно склонила голову, медленно подняла руки к лицу – вот так, прижала пальцами веки – вот так, потом покачнулась в седле, пронзительно вскрикнула, в воздухе только взвилось ее платье – и все было кончено.

И после паузы:

— Да, да, проводник все это видел, видел собственными глазами. Он видел все в точности так, как я рассказал вам.

И после следующей паузы:

— Да, да, он видел все именно так. Боже мой, это был я. Я и был тот проводник!

То было величайшее событие его жизни, не удивительно, что старику запомнилась каждая мелочь. И мы выслушали все, что он мог нам рассказать: как все произошло, и что было потом, и что говорили о печальном случае в народе, – поистине, это был горестный рассказ.

Мы находились уже на последнем витке штопора, как вдруг на высоте в сто — сто пятьдесят футов от подножья обрыва у Гарриса сорвало ветром шляпу и покатило вниз к крутой осыпи из щебня и осколков камня, сброшенных непогодою со стены обрыва. Не торопясь спустились мы вниз по осыпи, рассчитывая баз труда найти беглянку, да не тут–то было. Часа два провели мы в поисках – не потому что дорожили этой старой соломой, но из чистого задора, — мы понять не могли, куда она запропастилась в таком месте, где все просматривалось с первого взгляда.

Нe случается ли вам, читая в постели, положить разрезальный нож рядом, а потом вы его никак не найдете, если, конечно, он не с саблю величиной. Шляпа Гарриса по части упрямства могла перещеголять любой разрезальный нож, и мы махнули на нее рукой; зато мы нашли линзу от бинокля и, покопавшись в груде камней, постепенно обнаружили и другие линзы и металлическую оправу. Все это мы впоследствии отдали собрать, и владелец сорванца бинокля может получить назад свою потерянную собственность, представив необходимые доказательства и возместив нам издержки. Мы, собственно, надеялись найти и владельца и собрать его по частям, — это составило бы неплохой эпизод для моей книги; но на этот раз нам не повезло. Однако мы не отчаивались: оставались еще места, где можно было поискать как следует. Успокоившись на том, что владелец бинокля где–то здесь, мы решили переночевать в Лейке, а потом вернуться за ним сюда.

Мы сели, отерли пот с лица и стали толковать о том, что мы сделаем с останками, когда их найдем. Гаррис собирался пожертвовать их в Британский музей, я же предполагал отправить их вдове по почте. В этом разница между мной и Гаррисом: Гаррис все делает напоказ, тогда как для меня на первом плане — простое человеческое сердце, даже если такие чувства стоят мне денег. Гаррис ратовал за свое предложение — против моего; я ратовал за мое предложение – против предложения Гарриса. Постепенно разговор наш перешел в спор, а затем и в перебранку.

Наконец я сказал со всей свойственной мне твердостью:

— Мною решение принято. Тело получит вдова.

На что Гаррис ответил со свойственной ему запальчивостью:

— И мною решение принято. Тело получит музей.

Я сказал хладнокровно:

— Музей его получит, когда рак свистнет.

На что Гаррис:

— А вдове никакой свист не поможет, об этом позабочусь я.

После обмена кое–какими комплиментами я сказал:

— Уж больно ты хорохоришься, как я погляжу, насчет этих останков. Какое ты, собственно, имеешь к ним отношение?

— Какое отношение? Да самое непосредственное. Никто про них и знать бы не знал, кабы я не нашел бинокль. Труп принадлежит мне, и я сделаю с ним все что захочу.

Я был начальником экспедиции — следовательно, все открытия и находки принадлежали мне. Останки были моими по праву, и я мог настоять на своих правах, но, не желая портить себе кровь, предложил Гаррису разыграть их в орлянку. Я поставил на решку и выиграл, но то была победа впустую, ибо, хотя мы проискали весь следующий день, мы так и не нашли ни косточки. До сих пор не могу понять, что сталось с тем парнем.

Город в долине назывался Лейк, или Лейкербад. Мы спустились по зеленому откосу, поросшему горечавкой и другими цветами, и вскоре вышли на узкие улочки предместья и по лужам жидкого «удобрителя» зашагали к центру. Эту деревушку следовало бы вымостить или хотя бы устроить здесь перевоз.