Том 5. Энн Виккерс

Однажды вечером, месяца через три после того, как она проводила Лейфа, она зашла в нижний зал Бреворта, чтобы пообедать в одиночестве. Зал с зеркалами вдоль стен на французский манер гудел от литературных разговоров. Но Энн не знала ни авторов, ни издателей. Она почувствовала себя в безопасности, усевшись за столик у стены. Пошло предвкушая удовольствие от еды, она заказала нашпигованный салом кусок мяса, улиток и го-сотерн. Она подняла голову и постукивала краешком меню по стулу, думая, как бы ухитриться раздобыть бесплатные учебники и дешевого преподавателя для класса русского языка, где занимались две работницы шляпной мастерской и дряхлый, но воинствующий атеист. И вдруг ее рассеянный взгляд сосредоточился. Она похолодела. Из сумятицы незнакомых лиц выделилось вдруг лицо капитана Резника. Но теперь на его плечах красовались не двойные капитанские полоски, а золотые листья майора. И он обедал с девушкой в белом шелковом платье, юной, с зеркально-черными, блестящими волосами. Он был так увлечен, что не заметил, как Энн прошла по залу.

Катастрофа была настолько велика, что Энн ничего не почувствовала.

Она выковыривала вилкой улиток, как серьезная маленькая девочка, играющая ракушками в саду. Но не съела и половины. Так же серьезно она разрезала мясо, но даже не попробовала его.

И тут Лейф поднял глаза и увидел ее. Впоследствии Энн не могла вспомнить, кивнула ли она ему, улыбнулась, сделала вид, что не замечает, или же в смятении проделала и то, и другое, и третье. Он, очевидно, не знал, как ему поступить. Потом, нагнувшись к девушке, сказал что-то настойчиво и нежно и решительно направился к Энн с деланной улыбкой на лице. Склонившись, он поцеловал ей руку с изысканностью испанского гранда и пробормотал:

— Дорогая! Как чудесно! Я только полчаса как приехал. Собирался сразу же тебе звонить. Мне пришлось сопровождать дочь одного моего друга… она там за столиком… Лия Бирнбаум, очень милая девушка из Скрэнтона, ребенок еще, конечно… я обещал ее отцу показать ей город. Я только отвезу ее в отель и после восьми освобожусь, самое позднее в девять. Ты непременно должна выпить с нами кофе, когда кончишь обедать. Она будет ужасно рада с тобой познакомиться. Конечно, она еще ребенок, Backfisch,[96] хотя и очень умная для своего возраста. Я ей, конечно, все рассказал про тебя, какую ты замечательную работу ведешь и… о, она будет ужасно рада с тобой познакомиться и… послушай! Ты свободна после девяти или, для верности, после половины десятого? Мне еще надо кое-кого повидать. Ты не могла бы зайти в «Эдмонд»?

Она молча ждала, пока он кончит барахтаться, ни разу не протянув ему руку помощи. Потом мрачно ответила:

— Нет, это невозможно. Но мне очень нужно тебя видеть. Приходи в Корлиз-Хук в десять, если хочешь. Успеешь за это время распрощаться со своей Лией. Ах, извини. Так ты придешь в десять?

— Д-да… Хорошо.

Она не стала пить с ними кофе. Она молча ушла. Она была уверена, что он опоздает, но он явился за десять минут до назначенного часа. «Ну ясно! Плохой же я психолог. Он должен был прийти раньше. Это дает ему возможность чувствовать себя правым», — размышляла Энн по дороге из своего кабинета в коридор первого этажа, где ее ждал Лейф.

Странно, что лицо, прежде выделявшееся в любой толпе, казавшееся особенным и милым, сейчас, среди учащихся, которые шушукались в коридоре, выглядело чужим и заурядным.

— Спустимся вниз. Там нам не помешают, — сказала она и повела его в клубную комнату Д, где Тесси призналась ей и где она призналась сама себе.

Она чинно села в кресло. Впоследствии, вспоминая это свидание, она ненавидела себя за эту надменную чопорность. Отчего она не разбушевалась — величественная в своей ярости?

Он закрыл дверь и стоял, придерживаясь за стену вытянутыми пальцами правой руки. Он чуть не плакал.

— Энн! Энн! Почему ты такая? Что я сделал? Я хотел устроить тебе сюрприз!

— Ты мне его устроил! Прости! Прошу тебя, будь честен. Я все могу вынести. Ты помолвлен с этой девочкой Бирнбаум?

— Помолвлен? Что ты, бог с тобой!

— Значит, мы с тобой можем сочетаться счастливым браком?

— Должен сказать, моя милая, что в твоем голосе я не слышу, чтобы тебе безумно этого хотелось.

— А тебе?

— Отчего же? Я хочу.

— Когда? Ты, очевидно, на пути во Францию?

— Для тебя очевидно даже то, чего вовсе нет! Прости, я не хотел… Дело в том, что торопиться незачем, у нас есть время, чтобы проверить, чего мы действительно хотим. Видишь ли, меня оставили при лагере, я получил майорский чин, ты, наверно, заметила! Может быть, мне и совсем не придется ехать во Францию. Так или иначе, несколько месяцев я еще пробуду в Леффертсе.

— Ах так! Тогда, разумеется, спешить некуда. — Она изо всех сил старалась, чтобы в словах ее не зазвучала горечь, но это ей не удалось. — Поздравляю. Ты, правда, даже не удосужился сообщить мне об этом и вообще не писал.

— Я был ужасно…