Том 5. Энн Виккерс

ПОСЛЕ СТОКГОЛЬМА

«Уважаемые члены Шведской Академии! Дамы и господа!.. Мне хотелось бы здесь рассмотреть некоторые тенденции современной американской литературы, некоторые угрожающие ей опасности и радующие перспективы. Желая обсудить эти вопросы с абсолютной, ничем не сдерживаемой откровенностью, возможно, я буду несколько прямолинеен, но говорить с вами иначе, как с полной откровенностью, на мой взгляд, значило бы вас оскорбить: мне придется несколько непочтительно отозваться об известных институтах и деятелях моей горячо любимой страны».

Так начиналась одна из самых запальчиво-резких и сенсационных речей, когда-либо произнесенных писателем, очередным лауреатом Нобелевской премии. На трибуне стоял высокий, худой человек в смокинге и белой накрахмаленной рубашке. Его узкое, некрасивое, но выразительное лицо с прядью рыжеватых, жестких волос, спадавших на изрезанный морщинами лоб, порозовело от волнения. В зале было тихо. Его слушали академики, журналисты, нарядные дамы. Было 12 декабря 1930 года. Шведская Академия чествовала Синклера Льюиса.

Первый американский писатель лауреат Нобелевской премии, он назвал свою речь «Страх американцев перед литературой». Он имел в виду американских буржуа и литературу критико-реалистического содержания.

С гордостью говорил он о своих соратниках по нелегкой борьбе за правду в искусстве, и прежде всего о Драйзере. С тем большей резкостью обрушивался он на буржуазно-охранительную критику, «боящуюся книг», в которых «не прославляется все американское, как достоинства, так и недостатки».

Стокгольм был высшей точкой его писательской карьеры. Льюис познал столь желанную славу, а вместе с ней пришло бремя ответственности, возложенной на него званием Нобелевского лауреата.

Начало тридцатых годов, когда Америка с трудом оправлялась от потрясения, вызванного кризисом, было для романиста временем упорных внутренних поисков и размышлений над дальнейшим направлением его творчества. В какой-то мере сложное душевное состояние Синклера Льюиса в эти годы передал американский романист Томас Вулф (1900–1938), изобразивший автора «Бэббита» в одном из персонажей своего романа «Ты не вернешься снова домой» — писателе Ллойде Макхарге. Герой произведения, начинающий литератор, так вспоминает о встрече с ним: «В Ллойде Макхарге я увидел большого и честного человека, который стремился к славе и завоевал ее. И мне была ясна вся бесплодность этой победы. Он обладал славой в такой степени, о которой я мог бы лишь мечтать. И все же было очевидно, что он не хотел довольствоваться одной только славой. Он стремился к чему-то большему, но не находил этого».

В конце 20-х годов Льюис предпринял самую настойчивую попытку осуществить свой главный творческий замысел — написать роман о рабочем движении. Мысль о нем не покидала Льюиса на протяжении всего послевоенного десятилетия, но лишь в годы кризиса Льюис приступил к сбору материала. Прогрессивная общественность с интересом восприняла появившиеся в печати сообщения о новых планах писателя. Один из читателей в письме к Льюису просил «не забывать, что рабочая аудитория ждет появления его лучшей книги».

И все же роман не был написан. Восхищаясь такими рабочими вождями, как Дебс и Том Муни, Льюис питал презрение к обуржуазившимся профлидерам, в которых он явственно видел черты столь ненавистных ему бэббитов. Коммунисты — в ту пору малочисленная партия — представлялись Льюису, этому неисправимому индивидуалисту, людьми, преданными своему делу, но в то же время узколобыми догматиками. Это ошибочное представление Льюиса сказалось в изображении коммунистки Перл Маккег из «Энн Виккерс»: Перл — человек безукоризненно честный, но в то же время мыслящий удивительно прямолинейно и догматично. То же ошибочное представление о коммунистах, как о крайних сектантах, заметно в пародийном пассаже, представляющем от рывок из выдуманной Льюисом газеты «Пролетарский натиск». К сожалению, эти заблуждения писателя усугубились в романе «У нас это невозможно» (1935).

Вообще Льюис был далек от рабочего движения, психология массы была для него «землей неведомой». И здесь уже никакая подготовительная работа, никакие десятки книг, им прочитанных, не могли компенсировать того, чего так недоставало Синклеру Льюису, — живого восприятия будущих героев своего произведения, конкретного знания их психологии, манер, образа мыслей, особенностей языка. В письме к журналисту Карлу Хесслеру, помогавшему ему в сборе материала, Льюис сообщал, что задуманная книга должна стать «романом идей», а он чувствует себя в своей стихии в «романе характеров», то есть в произведении не с героическим, а сатирико-бытовым уклоном.