Том 5. Энн Виккерс

Если бы не эта целительная человеческая приспособляемость, Энн вполне могла бы сойти с ума, ибо за пятнадцать месяцев она видела достаточно ужасов. Вонючие камеры с тараканами, крысами, вшами, мухами и москитами. Подземный карцер, где провинившиеся заключенные валялись на холодном цементном полу без одежды и одеял, в одних только ночных рубашках, получая по два куска хлеба в сутки. Столовую, черную от мух, щедро оставлявших свои следы на клеенке. Пищу со вкусом помоев, нашпигованную жучками и червями. Белье, грубое, как парусина, заскорузлое от пота после рабочего дня в рубашечной мастерской. Постоянно запертый красивый гимнастический зал миссис Уиндлскейт, который использовался только в тех случаях, когда капитан Уолдо находил удобным проводить в нем конференции с сидевшими в тюрьме проститутками. Рубашечную мастерскую с допотопными, опасными для жизни машинами и с тусклым светом, от которого портилось зрение. Молчание двадцать три часа в сутки: разговаривать разрешалось только один час после ужина во время прогулки по двору. Разумеется, это правило нарушалось перестукиванием через стены ночью и невнятным бормотанием сквозь зубы днем. Ибо все заключенные считают своим долгом, честью и удовольствием нарушать все тюремные правила, точно так же, как все тюремщики считают своим долгом, честью и удовольствием принуждать к их исполнению. Вся разница состоит лишь в том, что тюремщики торжествуют свою победу не тихо и достойно, как это делают заключенные, а при помощи дубинок, ремней, лишения права писать письма и гулять по усыпанному шлаком двору, тогда как заключенные, естественно, возмущаясь этой несправедливостью, нарушают правила с тем большею гордостью. Чем больше наказаний, тем больше случаев применить наказание, и философия всего этого дела сводится к философии идиота, занятого ловлей мух.

Однако если Энн привыкла к неприятному, как люди привыкают к раку, то смириться с тем, что ее попытки изучить тюрьму оказываются тщетными из-за мужицкой хитрости, которой капитан Уолдомаскировал свою жестокость, она не могла. Она думала, что в Копперхеде, как в Грин-Вэлли, она сможет свободно беседовать с заключенными, чтобы выяснить их точку зрения на вещи. Однако здесь персоналу строжайше запрещалось разговаривать с заключенными, кроме особо доверенных, вроде Бэрди Уоллоп, не считая тех случаев, когда нужно было отдавать им приказания.

Энн с нетерпением ожидала возможности познакомиться с миссис Джесси Ван Тайл, руководительницей рабочих, арестованной за мифическое злодеяние, называемое преступным синдикализмом. Она, вероятно, с таким же волнением ожидала бы возможности познакомиться с Джейн Адаме.

В первый же вечер она беззаботно направилась к камере миссис Ван Тайл, но миссис Битлик ее остановила.

— Никаких разговоров с заключенными. Если вы такая образованная, так прочли бы инструкцию!

Что ж, отличная идея: подобно своей соратнице Бэрди, она должна выяснить, какие существуют правила, чтобы их нарушать. Первый вечер в Копперхеде Энн провела за чтением остроумных шуток вроде:

Единственной целью этого учреждения является дать возможность правонарушителям отучиться от прежних дурных привычек таким образом, чтобы вновь занять полноправное и счастливое положение в обществе. По этой причине заключенный обязан выполнять все правила не только потому, что это правила, но также и для того, чтобы полнее и гармоничнее развить свою личность.

«Это сочинил доктор Сленк или еще какой-нибудь член ХАМЛ. Капитан Уолдо никогда не смог бы оценить такую здоровую, хорошую шутку», — пробормотала Энн.

Никогда не забывайте, что производить шум в камерах по ночам не только серьезное нарушение тюремных правил, но также серьезное нарушение покоя других заключенных. Если вы не цените возможности предаваться спокойным размышлениям с целью примириться с обществом и с вашим Создателем, помните, что другие ее ценят и что себялюбие лежит в основе почти всех преступлений.