Том 5. Чертова кукла

– И что за манера! – продолжала графиня. – Ездить по чужим квартирам! Мог бы и дома делать свои глупости.

Помолчала сердито и прибавила:

– Таких женщин, как его жена, надо уметь воспитывать. Нужно уметь на них руку положить, – перевела она с французского. – А не умеешь – так не женись! Не женись!

Юрий весело улыбнулся. Решительно графиня рассуждала с толком.

– Vous avez raison, madam[16], – сказал он почтительно и лукаво. – Сашиной жене не хватало воспитания. Но, слава Богу, тяжелый урок не прошел для нее даром. Она очень потрясена. Дни и ночи проводит в больнице, около мужа. Будем надеяться на лучшее.

– Что ж? Прекрасно. Если она исправилась, прекрасно. Я только говорю, что и ему надо бы исправиться. А от глупости трудно исправление, вы это знаете.

Юруля опять мысленно похвалил графиню. Сам он не унывал, так как в отношении Мурочки надеялся на себя, а не на Сашу. У таких Мурочек память крепка на уроки.

В первый раз Юрий навестил Левковича в больнице, когда пуля была уже вынута и раненый поправлялся.

Он полулежал на высоких подушках, желтый, с отвисшими усами, но чистенько выбритый и с беспомощным, радостным лицом. Мурочка сидела у постели в кресле, розовая, хорошенькая и серьезная.

Увидав Юрия, больной зашевелился, и лицо у него стало еще беспомощнее.

– Прости… прости… – шептал он, ловя здоровой рукой руку Юрия. – Прости меня… за беспокойство, – прибавил он, оглянувшись на Муру. – За всю тревогу, за все, что я…

– Ну, полно, полно, – весело перебил Юрий, – пустяки, слава Богу, дело прошлое.

– И поверь мне, Юруля, я…

– Верю, фу, какой ты скучный! Все к лучшему, а он опять начинает.

Мура нежно приникла к мужу.

– Саничка, тебе вредно волноваться. И говорить много вредно. А то Юрий уйдет.

Больной робко, счастливо поглядел на Юрия, потом на Мурочку и замолк.

Стала говорить Мура. Сообщила, что у них план: только что позволят доктора, они поедут за границу. Саша возьмет долгосрочный отпуск.

Юрий одобрил план.

– Отлично, поезжайте! Может, и я вас там навещу. Он не собирался за границу, сказал это для Мурочки.

Она вся расцвела, кивала головой и глядела так, будто хотела сказать: «Ты не беспокойся, я помню и понимаю, видишь сам, я умница».

Выходя из лечебницы, Юрий облегченно вздохнул. «Фу, наконец-то! Тут пока налажено. Отпустили душу на покаяние».

Шел пешком, по длинной, горячей линии Острова, к Неве. Стояла жара. Внезапно свалилась откуда-то, должно быть с полиловевшего неба, и стала недвижно на петербургских улицах, стала над бледной рекой. Разгорелись решетки каналов и еще прозрачных садов, разогрелся булыжник, томно и скучно запахло пылью; а на набережной от деревянных торцов понесло дегтем, тающей черной смолой.

Во внезапной и настойчивой петербургской жаре – безнадежность, как и в дожде: лиловеет небо, сереет незакатное солнце, потеют торцы черным потом, и точно никогда не кончатся эти неподвижные, безликие, пыльные дни.

И Юрию стало скучно. Захватила, утомила небодрая жара. Показалось время ползучим, дома и люди маленькими, линялыми. Круглое небо теснило. Чудилось что-то, чему нет слов. Чудилось, что сквозь фиолетовую небесную воздушность проступают злые черные улыбки, темные пятна, словно томился воздух под напирающим на него совнс бессветным и безгранным пространством.

Стало уже не скучно, а странно-жутко, неуютно и холодно, несмотря на жару.

Юрий остановился над Невой, тупо глядел на воду, на какой-то пароход, на барки, на мужиков, таскающих тес.

Все было, как и раньше было. Однако небо продолжало казаться ему чернеющим, точно во время затмения, с железными отблесками. Мир мерк, притворялся, что хочет закатиться. Издевательски улыбалась над миром медленная, внешняя чернота.

– Да я просто нездоров! – вслух прикрикнул на себя Юрий, стараясь освободиться из-под нежданного дневного кошмара. И двинулся быстро вперед.

«Какой вздор. Как нервы утомились. Надо на Фонтанку, к графине, запрусь и лягу. И буду лежать один, спать до завтрашнего утра. Этакие пустяки».

Ему сделалось легче. На Фонтанке, действительно, заперся, лежал, потом крепко, без снов, спал.

Глава двадцать пятая Детская затея

Утром от кошмара, от нездоровья осталась только неприятная память. И Юрий решил пожить на Фонтанке дня три, никуда не выходя. Потом он опять отправится на Васильевский. Уехать скоро не рассчитывал, были еще дела с университетом, и он думал об экзаменах почти весело. Даже хотелось не трудной, обязательной работы.

Как-то утром, часов в десять, Юрий шел из столовой к себе. Проходя по коридору, он услышал из классной знакомый голос.

Удивился. Неужели эти уроки Михаила с Литтой все еще продолжаются? Он и забыл о них. Да и о Михаиле совсем не вспоминал последнее время.

Юрию было легко и весело. Свежевымытый китель приятно холодил его. В квартире графини, впрочем, жара не чувствовалась, даже веяло пофебом, и это было отрадно.

Классная, куда заглянул на голоса Юрий, – душнее; там солнце; но белые занавески спущены и чуть вздрагивают от движения воздуха.