Том 5

Он был невысок, но очень силен и хорошо сложен и хотя не обладал уже красотой юности, но лицо его дышало мужеством, отвагой закаленного в боях воина, глаза горели огнем сильной и страстной души. Редкая женщина могла устоять против этих глаз.

Когда он вошел, ропот удивления пробежал по залу, все глаза устремились на него, кроме глубоких, темных очей безучастной ко всему Мериамон. Но когда она подняла глаза и взглянула на него, то побелела, как мертвец, и схватилась за сердце. Даже фараон заметил перемену в ее лице и спросил, что с ней.

— Ничего, это от жары и запаха благовоний! — отвечала она. — Приветствуй же чужеземца!

Между тем она держалась рукой за золотую бахрому трона, чтобы не упасть.

— Добро пожаловать, странник! — вскричал фараон. — Добро пожаловать! Как тебя зовут, где живет твой народ, где твоя родина?

Склонившись перед фараоном, Одиссей повторил свой вымышленный рассказ, что зовут его Эперит из Алибаса, поведал также и о том, как был захвачен сидонцами, как дрался с ними и плыл по морю, а в заключение показал свой шлем с воткнутым в него обломком копья.

Когда Мериамон увидела шлем, то вскочила, словно собираясь уйти, и упала назад, побледнев еще более.

— Царица… помогите царице… ей дурно! — закричал Реи, не спускавший с нее глаз.

Одна из прислужниц царицы, очень красивая женщина, подбежала к ней, встала на колени и начала согревать ей руки, пока Мериамон не очнулась.

— Оставь! — произнесла она сердито. — Пусть раб, который держит курения, будет хорошо наказан! Я останусь здесь, я не пойду к себе! Оставь!

Испуганная прислужница тотчас отошла. Фараон приказал слугам увести капитана сидонцев и убить его на рыночной площади. Но Курри, так звали того, бросился к ногам Одиссея, моля о пощаде. Скиталец был добр теперь, когда пыл битвы миновал и кровь его текла спокойно в жилах.

— Милости, фараон Менепта! — вскричал он. — Прошу тебя, окажи милость, пощади этого человека! Он спас мою жизнь, когда матросы хотели бросить меня за борт, позволь же мне уплатить ему свой долг!

— Я пощажу его ради тебя! — отвечал фараон.

Курри отдали царице Мериамон, чтоб служить ей и делать для нее вещи из золота и серебра.

Скитальцу отвели комнату в царском дворце. Фараон был очень доволен, что чужеземец так красив и силен.

Одиссей вышел из зала аудиенций вместе с Реи; царица Мериамон снова подняла глаза и взглянула на него. Бледное лицо ее ярко вспыхнуло. Одиссей заметил страх и краску Мериамон, заметил ее красоту, но подумал, что она больна, однако, оставшись наедине со старым жрецом, спросил его об этом, попросив объяснить ему страх и смущение царицы.

— Мне показалось, — добавил он, — что царица узнала меня, как будто видела мое лицо, и испугалась меня, но я никогда в жизни не видел ее. Она очень красива, но кажется больной!

Сначала, пока Одиссей говорил это, Реи улыбался, но потом смутился и молчал. Видя его смущение и вспомнив, что он настоятельно просил его вытащить острие копья из шлема, Скиталец закидал его вопросами. Тогда частью от усталости, частью из уважения к нему, а может быть, потому, что тайна тяготила его сердце, старик увлек Скитальца в свою комнату во дворце и рассказал ему историю царицы Мериамон.

VI. История царицы Мериамон

Реи, жрец бога Амона, начал свой рассказ нехотя и медленно, но скоро увлекся и стал рассказывать с увлечением, присущим старым людям.

— Царица прекрасна, — сказал он, — видел ли ты кого-нибудь красивее в своих странствиях?

— Она очень хороша, — ответил Скиталец, — я желал бы, чтоб она была здорова и счастлива на троне!

— Вот об этом-то я и хочу говорить с тобой, хотя рассказ мой может стоить мне жизни! — сказал Реи. — Но легче будет на сердце, когда я скажу тебе, и, может быть, ты можешь помочь и мне и ей, когда узнаешь все! Фараон Менепта, ее супруг, — сын божественного Рамсеса, вечно живущего фараона, сына Солнца, почивающего в Осирисе.

— Он умер? — спросил Одиссей.

— Он живет вечно на лоне Осириса, — ответил жрец, — и царица Мериамон — его побочная дочь.

— Брат обвенчан с сестрой? — воскликнул с удивлением Одиссей.

— Таков обычай царственного дома со времен детей Гора. Старинный обычай! Священный обычай! — продолжал Реи. — Но женщины, которые узаконивают обычаи, часто нарушают их. Из всех женщин Мериамон выделяется своим послушанием, остается верной старым обычаям. Брат ее, фараон Менепта, имел много сестер, но Мериамон прекраснее всех. Она так хороша, что народ назвал ее «Дитя Луны», очень умна и не знает страха. Случилось так, что она изучила, что редко бывает среди наших женщин, всю тайную мудрость нашей древней страны. За исключением царицы Тэйе, никто не знает больше Мериамон, я научил ее многому…

Он помолчал немного.