Читаем Том 5 полностью

Так умирали великие? И что — конец всему? Куда исчезла энергия таланта? Переход? Перемена декораций? Что ясе это справедливость или несчастье?

Нет, здесь никого кривая не вывезет, известность, талант и «авось» не помогут, самые гуманные законы не защитят, ничего «не образуется».

Все они знали, что в роковой день раздастся стук в дверь, которая медленно разверзнется, зияя непроницаемой чернотой, войдет тихий сквозняк, леденящий душу, и на пороге встанет неумолимое, неотвратимое, что не услышит ни крик о помощи, ни мольбы, ни жалобы, закончив все одним бесповоротным, беззвучным приказом, приводящим приговор в исполнение: «Прощайся». И это будет не сон, не кошмар, не видение, не галлюцинация и не последняя сцена, написанная о смерти героя, а последняя строка из жизни автора. Ибо исчезнет свет — и счастливого пробуждения утром не будет. Да, они знали об этом, как знаю я, пишущий эти строки, как знали ушедшие из мира семьдесят миллиардов людей. Как могли жить они с этим осознанием конца? Что это — мужество или трусость? Или покорная глупость человечества, уравнивающая и великих и малых слабых людей?

Где-то за моей спиной глухо и весомо падали яблоки, где-то в аллее шиповника звенел голос моего внука, а над затихшим садом плыли и плыли на запад тонким пеплом угасающие облака.

Вдруг жена окликнула меня, но я молча повернулся и стал уходить от нее по тропинке в темнеющую глубину, деревьев все дальше и дальше, оставляя ее, погружаясь в сырую ночь, дышащую в лицо холодной прелью никогда не росших в нашем саду папоротников. Так будет со мной или иначе?

Когда я очнулся, темнел орешник в сумерках и странно белели два соединенных, пока еще не сорванных ореха, обрамленных маленькими зелеными коронами, похожими на паруса корабликов в бесконечном земном океане. Сколько нам плыть?

Стоял сентябрь, был восьмой час вечера.

<p>Север, река Мезень, разговор на берегу</p>

— И кидаешь и кидаешь блесну-то свою… Поймал что?

— Нет, бабушка, не везет.

— И хорошо.

— Почему хорошо?

— Семга рыба-то дурная, опасная. Прошлый год на Мезени в лодку она впрыгнула к Константину Викентьевицу-то. Впрыгнула вроде бревна, килограммов на двадцать, а Константин Викентьевиц обомлел от радости-то: без сети и живца рыбу поймал. У костра лежит, цаёк попивает, сахарок откусывает. Как не жизнь-то! Приимцивый был. Но через два месяца утонул он. Нашли его сегодняшний год — вода опала, а у берега два сапога вверх торчат, мальцонка увидел. Вытащили его, целенький весь, не пропал, вроде вцера утонул, но две руки как вроде рыба объела — как отрубленные… Семга-то, что впрыгнула в лодку, не проста была, не добра.

— Вообще рыбы мало, бабушка.

— На цё тебе?

— Что «на цё», не понял.

— Рыба-то? Сиди себе цаёцек пей, молоцко подливай. Рыбы нет, а вот щука есть. И малёк. Вон цайки на отмели, видишь? Мальком питаются.

— Чайки у вас как-то деклассировались, бабушка, рыбу почти не ловят, ходят на помойках в Архангельске. Или за теплоходом летят, ждут, когда из камбуза отходы в море выбросят. Попрошайки они стали, ленивцы. Что-то нарушилось…

— Ты наших цаек не тронь. Они умные, как медведи.

— И медведи попадаются разве?

— Как же не попадаться-то. Гуляют они у нас. Прошлый год он телеша задрал, унес, за ним кинулись люди-то, а он телеша мохом забросал в лесу-то, а сам ходу. Медведь, он цто семга, не простой, головой соображает…

<p>Не только брать…</p>

— Мы живем в таком мире, где нет друзей! Нет их, нет, никому не верю, никому, все сволочи!

— Ты тоже сволочь.

— Кто-о? Я?

— Если все сволочи, значит, и ты… А ты забыл свою мать — она тоже сволочь?

— Замолчи! Это святая женщина!

— У тебя нет друзей? А ты сам способен быть другом, а?

— Да, да, я способен, я могу…

— Ой как сомневаюсь я. Это ведь не только брать, но и отдавать.

<p>Случайно подслушанный разговор</p>

— Глупо вдвойне.

— Да, но…

— Не «да» и не «но». Ты живешь иллюзорной жизнью-Где еще было так? В какой стране? Нигде и ни в одной.

— Ты слишком резок.

— Дело не в резкости, а в существе.

— Послушаешь умного человека — сам дураком станешь.

— Безудержный и неприличный ты человек!

О чем они говорили — о судьбах России или о ремонте в квартире?

<p>Довоенное</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Бондарев Ю.В. Собрание сочинений в 6 томах

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза