Том 5

— Мне нечего сказать тем, кто болтает, будто искусство все оправдывает, — изрек он наконец, останавливаясь перед Шелтоном и глядя на него сверху вниз, словно только что заметил его. — Я называю вещи своими именами.

Шелтон ничего не сказал на это, ибо не знал, обращается ли Берримен к нему или же ко всем присутствующим. А Берримен продолжал:

— Да разве нам интересно знать, что чувствует мещанка, наделенная склонностью к пороку? Ну, скажите, к чему это? Ни один человек, который привык ежедневно принимать ванну, не выбрал бы такого сюжета.

— Итак, вы добрались до вопроса… гм…. о сюжетах, — весело прогудел Триммер, плотнее закутываясь в мантию. — Дорогой мой, искусство, если это настоящее искусство, оправдывает любой сюжет.

— Искусство — это Гомер, Сервантес, Шекспир, Оссиан, — проскрипел Берримен, ставя на место вторую книгу и беря третью. — А куча мусора — это всякие неумытые господа.

Раздался смех. Шелтон оглядел всех по очереди. За исключением Крекера, который дремал, глупо улыбаясь во сне, все остальные выглядели так, словно они и представить себе не могли, что какая-нибудь тема способна тронуть их сердца; словно все они держались в море жизни на таком крепком) якоре, что волны житейских невзгод могли лишь раздражать их своею дерзостью. Возможно, Триммер заметил некий блеск в глазах Шелтона, и это заставило его снова ринуться на выручку.

— У французов, — сказал он, — совсем иной взгляд на литературу, так же как и на честь. Все это очень условно.

Но что он хотел этим сказать, Шелтон так и не понял.

— Честь, — сказал Уошер. — l'honneur [70], die Ehre [71], дуэли, неверные жены…

Он явно собирался еще что-то прибавить, но не успел, так как в эту минуту маленький толстяк вынул изо рта свою пенковую трубку и, держа ее дрожащими пальцами на расстоянии двух дюймов от подбородка, пробормотал:

— Поосторожней, друзья, Берримен ужасно строг в вопросах чести.

Он дважды мигнул и снова сунул трубку в рот.

Не положив третью книгу на полку, Берримен взял четвертую; он стоял, выпятив грудь, словно собирался использовать книги в качестве гимнастических гирь.

— Совершенно верно, — заметил Триммер, — замена дуэлей судами — явление весьма…

Шелтон был уверен, что Триммер и сам не знал, хотел ли он сказать «значительное» или «незначительное». К счастью, Берримен перебил его:

— Мне суды не указ: если какой-нибудь субъект сбежит с моей женой, я размозжу ему голову.

— Тише, тише! — остановил его Триммер, судорожно хватаясь за полы мантии.

Внезапная мысль осенила Шелтона. «Если твоя жена обманет тебя, подумал он, поймав взгляд Триммера, — ты промолчишь об этом, но будешь вечно грозить ей скандалом».

Уошер провел рукой по бледным щекам, на губах его играла неизменная улыбка; казалось, он непрерывно занят сочинением какой-то эпиграммы.

Теоретик, собиравшийся размозжить голову будущему сопернику, потянулся всем телом и поднял книги на уровень плеч, словно собираясь закидать им>и собеседников, чтобы привить им уважение к своим взглядам. Лицо его побледнело, красивые глаза стали еще красивее, по губам скользнула усмешка. Больно было смотреть на этого человека, сочетавшего в себе черты «сильного» мужчины с чертами студента, все теории которого должны были неизбежно рассыпаться в прах, стоило только нанести ему удар посильнее.

— Да, что касается прощения неверных жен и тому подобных глупостей, сказал он, — так я не сторонник сантиментов.

Говорил он насмешливо, пронзительным голосом. Шелтон быстро оглядел присутствующих. Лица всех дышали самодовольством. Шелтон покраснел и вдруг произнес тихо и отчетливо:

— Это и видно!

И тут же понял, что никогда еще не производил подобного впечатления, да и впредь едва ли когда-нибудь произведет, — лютая ненависть, вспыхнувшая во взглядах, яснее ясного говорила об этом. Впрочем, она тотчас сменилась вежливой, насмешливой снисходительностью, свойственной хорошо воспитанным людям. Крокер в волнении поднялся с места; ему, видимо, было не по себе, и он явно обрадовался, когда Шелтон встал вслед за ним и пожал руку маленькому толстяку, который, задыхаясь от табачного дыма, пожелал им спокойной ночи.

— Кто они такие, эти ваши небритые друзья? — услышал Шелтон, закрывая за собой дверь.

ГЛАВА XIX СЛУЧАЙ НА УЛИЦЕ

— Одиннадцать часов, — сказал Крокер, когда они вышли из колледжа. Мне еще не хочется спать. Может, пройдемся немного по Хай-стрит?

Шелтон согласился; он был все еще под впечатлением встречи с преподавателями и не замечал усталости и боли в ногах. К тому же это был последний день его странствий, ибо он не изменил своего намерения пробыть в Оксфорде до начала июля.

— Мы называем это место средоточием знаний, — сказал он, когда они проходили мимо огромного белого здания, безмолвно царившего над окружающей тьмой. — Но мне кажется, оно столь же мало заслуживает своего названия, как и наше общество, которое называют «средоточием истинного благородства».

Крокер лишь проворчал что-то в ответ; он смотрел на звезды, подсчитывая, может быть, сколько ему потребуется времени, чтобы добраться до неба.