— Правосудие может совершиться, отец патриарх, — все так же ликуя, объявил Орест, стоя перед Кириллом. — Я с утра разослал глашатаев и обещал два больших таланта [46] в награду тому, кто укажет убийцу. А рабу сверх этих денег — еще и свобода. Глашатаи пояснили людям, что жизнь Гипатии и Пэмантия в опасности из-за подлой клеветы. И два раба, британец и венд, привели третьего, скифа Анния… который открыто сознался в убийстве… при двадцати свидетелях, в моей Претории.
— Вот как?! — недоверчиво, злобно протянул патриарх. — Я рад, что истина открылась так неожиданно… и скоро. Так это ты убил моего секретаря и исповедника, Гиеракса? Подойди… говори! — сурово приказал он Аннию.
— Да, я…
— А за что же? Что могло быть между вами общего? Он обращал тебя в христианство… и ты, как язычник, убил праведника? Да?
— Нет… Я уж давно был христианином. И перестал им быть.
— Вот как?! Ну, ну? За что же?
— Да, знаешь, господин. Я — еще не стар. И он довольно молод. Тут подвернулась… девочка. Мать ее таверну держит. Он у меня ее… отбил… и я его за это…
Раб жестом докончил признание. Кирилл приподнялся на своем месте. Злая улыбка исказила его лицо.
— Вот как?! Предатель… и развратник был мой исповедник?! Всякое бывает! Значит, ты — убийца? В тюрьму раба. На заре — распять его. А вы, почтенные граждане, Гипатия, Пэмантий… Я очень рад, что могу отпустить вас чистыми от обвиненья в страшном деле. Раб заплатит головой за пролитую кровь. Хотя, кто знает? Может, и не он ее пролил?.. Всякое бывало в жизни.
— Что ты еще тут сплетаешь, патриарх? — нахмурясь, спросил Орест.
— Ничего. Ты не дослушал. Я хотел сказать — может быть, он не один убил?
Без поклона, не дослушав Кирилла, Орест ушел. Гипатия и Пэмантий ждали его в портике, где больше никого не было.
— Орест… пойми, послушай! — волнуясь, заговорила Гипатия. — Анний не убил. Он взял на себя вину… чтобы спасти меня… и мужа! Он не должен умереть.
— А кто же сказал, что Анний умрет? Я сразу понял, что заставило раба явиться ко мне с повинной. Нынче до полуночи он уж будет далеко за стенами Александрии. Тюрьмы — в моей власти!
Гипатия сделала движение поцеловать руку Оресту, и тот едва успел отдернуть ее, сам нагнулся, по-братски в лоб поцеловал женщину.
Пэмантий стоял как будто не видел, не слышал ничего кругом.
Мимо них стража провела Анния. Гипатия рванулась, хотела что-то сказать ему. Но Орест силой удержал ее на месте.
Так завершился тревожный день 14 марта.
День 15 марта настал — и прошел.
На заре отплыла в Афины галера, на которой уехал Пэмантий с детьми. Так потребовала Гипатия.
— А я скоро приеду. Только докончу занятия с учениками. Проверить их надо. И передать всех — почтенному Зенону. Но видеть вас тут, в этом городе, — я не могу. Здесь каждую минуту может случиться что-нибудь позорное… уезжай, Пэмантий. Я требую, слышишь?..
И он уехал с детьми… Он не смел возражать, противиться.
Вечер настал. Как обычно, в траурном наряде вышла из дому Гипатия посидеть под кипарисами Некрополя, Города мертвых при Академии, где урны с прахом Феона и Плотина стояли рядом, как рядом проходили свой жизненный путь оба мыслителя-наставника.
Оттуда к христианскому кладбищу прошла она, стараясь оставаться все время в тени домов и деревьев. Свежий, высокий холм был обозначен пока простым крестом. Долго стояла здесь Гипатия. Беззвучные слезы текли неудержимо одна за другой… беззвучно шептали что-то бледные губы. Месяц уже взошел, и легкие тучки изредка задевали его тонкие рога.
Словно не понимая, где она, — огляделась женщина и пошла обратно к своему дому.
Там, у самого портика, темнела кучка людей. Не обращая внимания, Гипатия хотела войти к себе, но ее остановил Петр.
— Минуту одну, госпожа. Вот приказ владыки патриарха. Твоя семья уехала… а раб, признавший себя убийцею, прошлого ночью бежал. Патриарх просит тебя пожаловать к нему немедля для объяснений.
— Ночью?.. Я не пойду. Завтра утром.
— Без тебя — мы не смеем явиться к господину. И если не идешь сама…
Гипатия не успела крикнуть, позвать рабов. Что-то мягкое забило ей рот. Конец плаща накинув на голову, ее повлекли куда-то.
— Что случилось?.. Кого ведете? — спрашивали встречные.
— Больная… припадочная… Ведем к патриарху, чтобы он помолился… отчитал ее.
Но до Кирилла не довели Гипатию. Человек сто фиваидских братий ждали на одной из попутных площадей…
— Попалась, волшебница, колдунья! — крикнул голос из толпы. — Куда теперь ее поведем?..
— К патриарху… на суд! — ответили люди, взявшие женщину у дома.
— На суд? Чтобы она опять одурила, одурманила всех и ушла, как вчера? Сами расправимся с колдуньей. Сюда ее тащите. Тут — просторнее…
К темному берегу потащили женщину. Первый — Петр сорвал с нее одежду.
— Глядите какова. Вот чем туманила она всех людей. Сорвать надо эту плоть. Эту прекрасную одежду, под которой — дьявольская душа.
И он грубо швырнул нагую женщину на груду пустых раковин, которыми тут усеян берег.