Пэмантий, больше удивленный, чем рассерженный, подозвал раба.
— Это еще что такое, Анний? Ты смеешь оскорблять почтенных людей, гостей наших?.. Немедленно исполни, что тебе приказано.
— Не могу, господин… Я…
— Вот как! Тогда пеняй сам на себя, строптивец. Лоарий, возьми и поучи его, как надо.
— Постой… Лоарий, отойди! Пэмантий, позволь мне с ним! — приподымаясь на ложе, вмешалась Гипатия.
— Прошу тебя!
— Анний, послушай. Я всегда любила тебя как честного и кроткого слугу. Что это сделалось с тобою? Что тебе мешает исполнить наше приказание?
— Мой разум… моя совесть…
— Что?.. Что такое?! Раб о совести толкует! О разуме своем! — послышались удивленные возгласы гостей.
— Вот как?! Но в чем же дело? Говори яснее, Линий. Я тебя не поняла.
— Я вашим богам не верю. Таких богов из дерева и камня я сам могу наделать, сколько захочу. А тех, других богов на небесах?.. Их там нет. Иначе столько муки на земле не терпели бы жалкие люди. Я не ребенок неразумный… Зачем же буду поклоняться пустоте? Тому, чего нет!
— Ты кончил, наглец? Ты себе позволил?! Лоарий, приготовь двух рабов и плети. А ты, Анний… ты должен свершить возлиянье! Ты мой раб, моя вещь. И я не потерплю больше возражений. Понял?
— Да, я твой раб. Мое тело… мои силы… ты купил их, господин! Они — твои. Можешь замучить меня на работе… вели забить плетьми. Ты — купил меня. Но мои мысли, мое сознание?.. Ты их не покупал. Они — мои всецело. Они — свободны от ярма и рабства. И все твои мученья будут бессильны, когда в моей груди звучит громкий голос: «Анний, ты прав! Иначе поступить ты не должен!»
— Наставник, слышишь?.. Это говорит темный, неученый раб… дикарь степной! — вся волнуясь, обратилась к Плотину Гипатия.
— Да, дочь моя. Истина понятна каждому человеку. И этот раб тоже служит ей слабым эхом! — с улыбкою ответил Плотин.
Лоарий подошел с двумя рабами.
— В колодки, на запор его, — приказал Пэмантий. — А потом я…
— Лоарий, подожди! — опять остановила Гипатия и тихо обратилась к мужу:
— Пэмантий, прошу тебя… прости его! Позволь мне отпустить его… дать ему вольную! Я в первый раз тебя прошу о чем-нибудь. Ради нашей любви, не откажи мне в этом. Пэмантий!
Слова меньше, чем звук голоса жены, потрясли Пэмантия. Он быстро согласился:
— Гипатия! Могу ли отказать тебе в чем-нибудь? Тебе?! Делай, как хочешь.
— Благодарю, Пэмантий. Лоарий, ты можешь удалиться. Анний, сюда иди, поближе. Ты доказал сейчас, что дух в тебе не рабский. Ты умеешь мыслить и чувствуешь, как надо смелому и честному бойцу. Господин шутил. Он испытывал тебя. С нынешнего дня ты свободен. Нынче же будет написана отпускная для тебя. Ты что же молчишь? Не понял? Не веришь? Я не шучу.
— Я свободен?.. Свобо… О, госпожа, благодарю тебя. Ты — выше всякого бога! И я могу вернуться на родину? В свои степи, к моей семье? В глазах темнеет от радости. Значит, ты так же думаешь, как я? Иметь рабов не вправе люди… и отпускаешь всех рабов своих на волю?.. Я не ошибся, госпожа?
— Постой… О чем теперь ты говоришь, Анний? Речь идет о тебе, только о тебе. Ты доказал, что достоин быть вольным человеком. И ты стал свободен. А до остальных тебе какое дело?
— Эти рабы… Они такие же, как и я… Они не родились для рабства. Их силой поработили, обманами. Они мне братья. И я хочу для них того же, чего себе желаю.
— Они — тебе братья? Обжора Экгольм? Герман, тупой и сонный вечно?.. Лоарий, услужливый и ловкий плут?.. Или морской разбойник, полузверь Вильм?.. Быть рабами для них прямая выгода и счастье. Они служат разумному господину и не могут служить, как раньше, своим порокам и страстям. Неужели ты не понимаешь, как различны люди? Нет равенства в природе.
— Да, понимаю, добрая госпожа. Ты смотришь иначе на рабов, чем я. Ты не знала рабства! — грустно проговорил Анний. Помолчав, он еще тише прибавил — Прости, госпожа! Мне одному… Я один не смею принять свободу, которую ты мне даришь.
Окружающие, как ужаленные, поднялись на своих местах.
— Что говорит этот безумец?.. Он пьян?.. Он — бредит?..
— Анний! Подумай, Анний! Тебя ждет семья, твоя родина… весь широкий мир. Неужели ты решишься отказаться?.. Подумай, Анний! — убеждала Гипатия.
— Я решил… я хорошо обдумал. Я делаю то, что велит мне совесть. Я — человек. Моя семья там, далеко. Они тоскуют, но они свободны. А эти… мои собратья по неволе?.. Я хочу остаться с ними… им помогать… с ними нести ярмо. Они — чужие мне, но как рабы они мне братья, товарищи по судьбе. А я в беде товарищей не оставлял никогда… хотя и был господином над многими свободными людьми, как вождь. Я все сказал. Прости, госпожа. Могу я удалиться?.. Раба ждет его работа.
— Ступай, упрямец…
Отпустив раба, хозяйка глубоко задумалась.
— Верьте мне, друзья, мы живем в странное, но удивительное время! — вырвалось у Плотина, как только отошел слуга. — Великие назревают перемены в мире. Но что это значит?.. Трубы наместника. И сам он идет сюда? Что случилось?..
С говором встали пирующие, приветствуя наместника Александрии, Ореста, римлянина.