— Опять не пойму ничего, — широко размахнув длинными руками, хлопнул себя по бедрам горбун. — Вот ты, наставник, позвал раба. И описали тебе его… но каждый — по-разному. И ты был доволен. Отпустил раба. Сказал троим, что верно они описали… только каждый с одной стороны! А я скажу, — они совсем не видели, не поняли того, что описывали. И ты не знаешь этого раба, хотя много лет он тут служит.
— Неверно? Не знаю? Интересно. Скажи, в чем дело?..
— Скажу. Прежде всего, Артемон, и ты, Хилон. Слабы ваши боги… нетвердо стоят они на ногах, если выпускают на свою защиту ораторов, так плохо вооруженных.
— Что еще выдумал этот грязный горбун? А? Почему он плюет желчью?
— Потому, Хилон, что ты особенно застрял у меня между зубами. Жирный, потный, дурно пахнущий, несмотря на все ароматы Аравии, какими умащаешь себя, старый фарисей. Начальник всех мытарей египетских! Потерпи и дай мне досказать, а потом поноси вместо разумных возражений. Но помни: в моем горбу — тоже хороший запас брани. Я спрошу вас обоих, видевших бога… в своем воображении, конечно. Скажите, наш, человеческий разум, он от божества, как вы уверяете?
— От божества… у всех… кроме тебя, подобие лозы изогнутой, бесплодной! Твой ум — от Иблиса, хулителя Господня.
— Хорошо, Хилон. Я веду твой счет. Следующий вопрос. Может ли, по-вашему, быть в мире два разума? Божественный и иной какой-нибудь?
— Ну, конечно, что нет! О чем этот урод толкует? А?
— Так и отметим на таблице. И еще вопрос. Могут ли законы божественного разума быть необязательны для самого божества? Конечно, нет! Вы должны признать это.
— Он хочет, чтобы Господь был неразумен! Чего он хочет?! А?
— Я не хочу этого, Хилон. Я ставлю мету, мимо которой поведу колесницу моих мыслей. Бог разумен. Творения его — совершенны!
— Ну и что же?
— Говори прямее, Амасий. К чему ведешь?
— А вот к чему, Артемон. Если творение несовершенно, как мы признали, — это только доказывает
— Да, да. Природа все творит, конечно. Руководимая Идеями! — подхватил Полибий, довольный, что почитатели персонального бога молчат, не возражая.
— Природа, конечно, если этим именем, Амасий, ты зовешь Формы Аристотеля! — подкрепил Саллюстий.
— Нет, не зову! Напомню еще Артемону и Хилону, его Библия тоже отрицает бессмертие души. Здесь, на земле, бог Адонай карает и награждает за все! Теперь черед за вами, друзья мои… Бесполый, бесплотный поклонник бестелесных Идей, Полибий. И двуполый кровосмеситель несуществующих, предвечных «форм» с плотью и кровью вещественного мира. Слушайте и вы!
Горбун выпрямил, как мог, свой стан, принял вызывающую позу. Все теснее сгрудились вокруг.
— Твои Идеи, Полибий, равны призрачному «богу» Иудеи и сказочному сыну Божию искупителю, которого исповедуют христиане. Это — обман или самообман. То, чем я проткнул мыльные пузыри израильской торы, чем развеял рай и ад назареев — поклонников новой веры, — тем погашены и твои Идеи. Разумные идеи не могут дать неразумного мира, только с трудом идущего от тьмы к свету. Если у Хилона и христиан, если у них бог всеблагой, — почему есть гибель и смерть? Война и мор? Рабы и проказа?.. Голод и безумие?.. А если бог не благой, — то его нет! Бог неблагой быть не может! Если твои Идеи разумны, Полибий… если они есть, — почему начинают они с такой неблагодарной работы? Творят сперва плохое, неразумное… и постепенно исправляют свое дрянное рукоделье? Если Бог или Идеи знают, что есть Совершенство — они бы сразу создали высшие формы жизни людей и мира! Не колебалась бы самая земля, не было бы наводнений и потопов. Не рождались бы горбуны-уроды, вроде Амасия! Не издыхали бы рабы от изнурения, а господа — от обжорства. Это все есть! Кто же смеет допустить, что есть Разум, Идеи или какое-то божество во вселенной, познаваемой нами?.. Пусть придет глупец и глянет мне в лицо. Я расхохочусь от души. Нет бога-Разума, бога-Идеи! И твоя Форма-божество, Саллюстий, такая же старая ветошка, как старый «бог» менялы и ростовщика Хилона!..
Хрипло дыша от волнения, Амасий умолк.
— Так что же есть по-твоему? Скажи, Амасий! Все рушить — легко! Строй теперь.