Том 4. Наша Маша. Из записных книжек

Я купил Маше пучок вербы, лопатку и метелку, двух игрушечных маленьких цыплят и прочее. И все это на рубль с копейками.

Вчера и сегодня часа по полтора сидели в парке Ленина у театра Ленинского комсомола.

Дома Машка тоже ни на минуту не отставала от меня.

— Хочу к папе! Папа, к тебе можно? Ляботаешь? Я тебе не буду мешать…

Конечно, мешает. Но я не могу выгнать ее. Мне самому становится невесело, как только закрывается за нею дверь…

. . . . .

Вчера мама читала ей книжку Сладкова про воробья, гнездо которого разорил злодей маляр. Машка расплакалась.

Спрашиваю:

— Ты чего плачешь?

— Пти-и-ичек жалко!..

— Каких птичек?

— Которые в книжке.

. . . . .

Купил ей сегодня леденцовых петушков на палочке. Вижу, не ест, не сосет.

— Ты что?

— Другие дети едят петушков, а мне жалко.

Объяснил ей, что этот петушок понарошный, что ему не больно.

Вздохнула и стала потихоньку сосать.

Пишет мама

Вчера, еще при папе, у нас был гомеопат. Перед отъездом папа смазал Манюсе горлышко календулой. А сегодня с утра я стала давать ей гомеопатические шарики. Маша их принимает с удовольствием, называет «маленькие атаминчики, детики».

Гораздо труднее смазывать горло календулой. Я попробовала: отвратительная, ядовитая, обжигающая жидкость. А надо кисточкой проникнуть в самую глубину гортани и там все основательно смазать.

. . . . .

После того как уехал папа, Маша все утро ныла:

— Ой, скучно мне!..

А сегодня, когда я смазывала ей горло календулой, она отбивалась руками и ногами и кричала:

— Кисло мне!..

7.4.60. Зеленогорск.

Чтобы быть поближе к нам и чтобы Маша дышала воздухом, папа снял для нас комнату в зеленогорской гостинице «Ривьера».

Ехали мы сюда на машине Союза писателей.

Машка всю дорогу сидела у меня на коленях и смотрела на дорогу. И все время волновалась и спрашивала, где ее чемоданчик.

Я говорила с шофером Василием Ильичом и просила Машу не мешать нам.

Она долго молчала, смотрела на дорогу. Но где-то между Лахтой и Лисьим Носом вдруг заволновалась, заерзала. Вижу — хочет что-то спросить. И правда:

— Простите, я вас перебью… Вы не знаете, куда улетели вороны?

8.4.60.

Легли вчера очень поздно, но Маша проснулась в 7.30 и заснуть уже не могла. Приближаются белые ночи, рано светает, а спать при свете она не умеет. Свет действует на нее раздражающе, как щекотка: стоит выйти на солнце — и она сразу же чихает.

Я включила репродуктор, и Маша самостоятельно и с большой охотой проделала все упражнения.

. . . . .

Перед завтраком долго смотрела в саду на летающих птичек. Пыталась узнать, которые из них папы, которые мамы.

— Вижу! Вижу! Папа летит! Усы вижу.

Папа без усов для нее не папа.

. . . . .

Вечером, уложив Машу, я спустилась вниз расплатиться за номер. Маша в это время проснулась, испугалась и стала кричать и звать меня. Сосед проходил мимо, услышал плач, приоткрыл дверь и спросил:

— Мальчик, ты что плачешь?

Продолжая реветь, она ответила:

— Да, я плачу, но я девочка.

В эту минуту появилась я. Голос у Машки сегодня хриплый, не трудно было принять ее за мальчика.

10.4.60.

Очень много значит для нее пример родительский, а еще больше пример других детей. Например, она обожает (и уважает) Леночку Журба. Стоит сказать: «А Леночка Журба так не делает» — как Маша одергивает себя. Стоило мне сказать, будто Леночка Журба сказала своей бабушке, что Маша не умеет одеваться, как Маша быстро хватает одежку и начинает одеваться.

12.4.60.

Искали дачу. На Хвойной улице нашли одну совсем для нас не подходящую, но Маше дача понравилась. Почему? А потому, что там много ребят. Три маленьких девочки и один мальчик. Маша быстро расспросила всех, как кого зовут и сколько им лет, а потом, слышу, спрашивает у девочек:

— Можно, я тоже с вами поиграю?

Потом говорит им:

— Я летом тоже буду здесь жить.

— Мама, — говорит, — мне здесь очень нравится.

— Да, Маша, здесь хорошо, много детей, но ведь папе надо работать, а вы будете весь день кричать.

— Нет, мы не будем кричать. Мы будем тихо играть.

Вижу, в руках у нее уже чья-то тряпичная кукла.

А девчонки одна другой лучше. Маленькая Соня с челкой и с огромными серыми глазками с нее глаз не сводит.

А Маша уже забыла, что пришла со мной, не слышит, что я ее зову.

— Ой, как мне здесь нравится, мама!..

И куклу не выпускает из рук.

Пришлось все-таки увести. Идет расстроенная, вижу — просто ноги у нее не идут.

Как ее тянет к детям и как хорошо играет она с ними!

По дороге она упрашивала меня:

— Мамочка, милая, давай будем жить летом с этими девочками!..

3 ГОДА 9 МЕСЯЦЕВ

6.5.60.

Два праздничных первомайских дня мы жили у папы. Маше с папой было хорошо. Папа эти дни не работал, и они целые дни скитались в лесу, собирали подснежники и анемоны на склоне горы.

3 мая мы провели в Зеленогорске, а 4-го во второй половине дня позвонил дядя Леня Радищев ^*и сказал, что папа наш болен, у него высокая температура. Мы с Машей сразу же поехали к нему. По дороге Маша мне говорила:

— Я вылечу папу вот этой конфеткой.

И показала мне зажатую в руке, замусоленную конфету.

. . . . .