Том 4

Александр на коне поднялся на вершину каменистого островка. Позади князя стали три конных дружинника. У среднего в руках было знамя с изображением Спаса Нерукотворного. Чуть поодаль Семка держал под уздцы запасного белого коня.

С вершины этого островка князь ясно видел всю гладкую равнину засыпанного снегом озера, низкие берега заросшей камышами восточной, гдовской, стороны и множество черных точек, спешивших оттуда. Это торопились пешие и конные русские ратники, чтобы принять участие в предстоящей битве.

Сперва небо заволокли серые низкие тучи, но вскоре ветер усилился — это «мокрик» подул с юга, со стороны реки Великой. Розовые лучи восходящего солнца, пробиваясь сквозь узкие, длинные малиновые тучи, заиграли на снежных сугробах и протянулись по широкой равнине озера. Все русские дружины были уже наготове, и воины стояли перед Вороньим камнем в ожидании схватки, опираясь на багры, рогатины и тяжелые топоры-колуны с длинными рукоятками. Люди перекидывались шутками и поглядывали на западный, суболицкий, берег, где начала чернеть громада выползавшего из лесу немецкого войска.

Александр давно и не раз слышал от отца про немецкий строй, называемый «свиньей». Немцы считали такой строй несокрушимым, и Александр не сомневался, что и в этот день они построят свои войска именно таким клином — «свиным рылом». Однако князь надеялся, что придуманная им расстановка русских сил в виде двух раздвигающихся и потом охватывающих и сжимающих клещей поможет раздавить вражеский строй. Он говорил ратникам:

— Мы сумеем отстоять свободу земли Русской! Наше дело правое! С нами Бог!

Русские клещи сомкнулись

По указанию Александра, все русские рати построились перед Вороньим камнем широкой вогнутой подковой. Все лучшие конники и самые сильные отряды разместились на крыльях. Середину подковы заняла густая рать пеших новгородцев: они стояли плечом к плечу, все земляки, из разных мест Новгородского края.

Во главе новгородцев Александр поставил Гаврилу Олексича:

— Потрудись, друже Гаврила, ради славного дела! Я знаю тебя: ты назад не попятишься и немецкий напор выдержишь. Тебе придется принять на себя самый главный, самый сильный удар немецкой «свиньи». Давно, еще от батюшки моего, не раз я слышал, что немецкие рыдели строят свое войско клином и бросаются в бой, стараясь расколоть противника на две части, а затем поворачиваются и нападают сперва на одну половину расколовшегося войска и ее добивают, а потом бросаются на другую.

— И я слышал о такой «свинье». Пускай попробуют! — ответил спокойно Олексич. — Не испугаюсь, да и люди у меня не такие, чтобы назад пятиться.

— Кому же, как не тебе, можно доверить такое дело! Ты стойко, не дрогнув, встретишь главный удар «свиного рыла». А впереди тебя рассыпятся пращники и лучники. Они будут сбивать скачущих немцев камнями и стрелами… С Богом, друже Гаврила! — сказал Александр и поскакал, огибая холм Вороньего камня.

Там, позади островка, строились, готовясь к бою, еще две другие конные дружины.

Гаврила Олексич объехал ряды расположившихся на льду новгородцев. Всем он указывал, где кому стоять, и объяснял, что у рыцарей будет страшный вид: и рога, и звериные железные морды, но они ничуть не сильнее наших стойких в бою рыбаков, пахарей и лесорубов.

Вслед за Гаврилой ехали на конях его товарищи, уже прославленные в Невской битве: веселый Миша Новгородец, всегда хмурый Збыслав Якунович, и Савва, и Яша Полочанин, и другие. Среди них выделялся знаменитый по кулачным боям Кузьма Шолох. Он вел в поводу коня и шагал, держа на плече шишковатую дубину, огромную, как оглобля.

Все ратники обещали Гавриле Олексичу встретить, не дрогнув, удар вражеского клина и не сдвинуться с места, не щадя своей жизни.

— За родную землю встали, так не побежим! — говорили новгородцы, опираясь на копья, рогатины и длинные рукояти топоров-колунов.

Постепенно все более светало. На обоих крыльях изогнувшегося войска выделялись начальники крыльев со своими знаменосцами, державшими развевающиеся на ветру узкие треугольные стяги. Тут же находились трубачи на белых конях.

Князя Александра не было видно.

Равнина озера, засыпанная снегом, была пустынна и казалась мертвой и безмолвной. Узкие полосы невысокого хвойного леса вдоль западного, суболицкого, берега сперва казались тоже мертвыми и безлюдными, а между тем все знали, что там уже ворочается немецкое чудище, которое скоро оттуда выползет и набросится, чтобы терзать русских ратников.

Сквозь низкие тучи прорезался край золотого солнца, и его лучи скользнули по белоснежной равнине Чудского озера.

— Вот и они! Заворошились! — громко сказал кто-то.

Шутки и разговоры смолкли. Сидевшие и лежавшие всю ночь на льду воины вставали и, затаив дыхание, вглядывались в западную часть побережья. Там из невысокого леса стали показываться всадники, и чем дальше, тем все гуще. Они начали медленно спускаться на лед озера, где долго перестраивались и где все ширилась вражеская лавина.

Несколько раз отчетливо донеслись дребезжащие призывы немецких воинских труб.