Том 4.

Конечно, на целину посланы сильные директора совхозов, незаурядные партийные работники, умеющие вести живую работу, именуемую работой низовой, но эти политически определенные, наступательные характеры только резче определяют великие устои партийности в каждом деле, а дела на целине начинаются с самой целины, то есть с самого начала. Стоит руководителю чуть растеряться, пасть духом, и тогда все посыплется, поползет в разные стороны, и не будешь знать, с чего начинать, ибо устроить жизнь на целине — это значит сделать и наладить тысячи вещей. Притом сделать это надо в наикратчайший срок, много до зимы, месяцев за восемь… И как бы ни было организованно и деловито руководство, но если его деловитость не пронизывает глубокая партийность, пиши пропало. Чудеса делает и горы двигает только незримая, подспудная, скрытая в сердцах людей живая сила, которую мы называем политической активностью масс.

…Мы в первой бригаде Урнекского совхоза, где я с удовольствием наблюдал подтверждение моим мыслям, которые между тем новых открытий в себе не заключают.

Уже самое местоположение полевой стоянки бригады кажется более обжитым и привлекательным, чем во второй бригаде. Здесь тоже вагончики и палатки расположились у березовой рощицы, но место выбрано с умом: у южной опушки, с тем чтоб был затишок с севера, а в степь, на юг, вид открытый, широкий. Оттуда приезжают сюда на заправку и смену трактора.

На поляне прибрано, как в доме. За палатками у рощи кто–то обучает дикого жеребца, взятого из колхозного табуна. Поля большие, пешком ходить — дело немыслимое.

Нас встречает милым приветствием мягкая всем своим обликом девушка в простеньком сатиновом темном платье, гладко причесанная, стройная, обворожительная. В ее манере приветствовать, говорить, держаться сразу видишь довольную своим домом молодую хозяйку, которой хочется, чтоб гости увидели, как у нее хорошо.

Я понимаю скрытое торжество директора, его взгляд так и говорит мне: «Вот посмотри, какой бывает человек, когда он к делу относится с душою!»

Он знакомит нас с девушкой и говорит, что она и есть повариха первой бригады, а она называет себя Тамарой.

Когда у нас говорят, что мы должны подняться на уровень политических задач, стоящих перед нами, и не могут практически указать, что мы должны делать, — это и есть пустая политическая трескотня. И бесконечно дорого, что сознание этой девушки освещено первоочередной политической задачей: поднять вовремя целину, а для этого, помимо техники и энтузиазма, надо хорошо кормить трактористов. Проникнувшись партийным отношением к своему долгу, Тамара с уважением относится к себе и без всяких усилий со своей стороны заставляет всех окружающих уважать себя.

Мы не хотим есть, но тогда она нас угощает чаем. Столовая, почти как и всюду, под открытым небом. Нам подают чай с подчеркнутой любезностью, как гостям, а свои сами идут сюда охотно и с удовольствием. Малый лет двадцати двух, сильного сложения, угловатый, широкий плечами и повадками наработался до изнеможения. Есть хочет жадно и радостно. И вместо того, чтобы торопить подавальщицу, он с рязанским акцентом и широким радушием говорит Тамаре:

— Девушки, а теперь давайте веселиться будем!

Много говорится о трудностях освоения целины. Но трудности бывают подлинные и мнимые. Когда нужно добыть камень для совхоза — а его можно добыть примерно за двести километров, на реке Ишим, — это трудность подлинная. Когда надо печь людям свежий хлеб — это только организованность. И если не умеют печь хлеб и хорошо готовить пищу — это идет не от трудностей, а от неорганизованности.

Два стана двух бригад одного и того же совхоза со всеми равными условиями разительно отличались друг от друга даже по первым впечатлениям. У Тамары садятся за стол веселиться, у Вали — ссориться. И разница не только в том, что Тамара готовит хороший гуляш, а Валя — плохой. Самое главное, по–моему, в той организованности, которая рождается высоким чувством долга. Отсюда хорошая атмосфера, светлые отношения, легкий быт.

И сейчас, когда я это пишу и в моей памяти встает яркая картина тихого степного вечера с золотым солнцем, уходящим к закату, с глубокой синевой неба и птичьими песнями, мне вновь думается о том, какие разные, даже разительно разные, были впечатления на целине. Если бы я избрал лучшее и сказал, что девушки, подобные Тамаре, составляют уже большинство на целине, то это была бы неправда. Но неправдой было бы сказать, что девушки, подобные Вале, типичны. В те ранние месяцы освоения целинных земель все там было в движении, жизнь только–только налаживалась, и думаю я, что наши писания о современности чаще всего страдают отсутствием этого живого движения… Мы нередко отбираем у жизни лучшее, отбрасываем неприятное, не схватываем при этом самого движения, неожиданностей, контрастов, сюрпризов, чем богата жизнь, и что же?.. А то, по–моему, что появляется в рассказах, пьесах, кинокартинах — бедная односторонность и больших и богатых сложнейших композиций у нас никак не получается.