Том 4.

Бесконечно загруженный заботами, отдыхающий по пяти часов в сутки, неказистый, маленький, этот человек сам трогательно душевен, внутренне расположен к людям. Он потом знакомит нас с другой поварихой в первой бригаде, и мы понимаем, что означает душевность в этом будничном деле. Пока, однако, мы продолжаем свои знакомства в этой второй бригаде, где много еще всякого неустройства и огорчений.

Заходим в палатку к девушкам, откуда появилась кудрявая красавица в ярком капоте под вздохи Шульженко. А там уже идет какое–то напряженное препирательство, неожиданно похожее на диалог из плохой современной пьесы, в правдивость которой не верят ни зрители, ни актеры.

— Уберите его от нас. Он сам разлагается и других разлагает.

Молодой приятный голос отвечает неприязненно и насмешливо:

— Чем же это я вас разлагаю?.. Подумаешь…

— Одну бросил, другую наметил… Хороший пример!

— Я своих примеров никому не навязываю.

— До полуночи песни, визг, безобразия… Как смерилось, он уже в женской палатке.

И опять следует насмешливый ответ:

— Значит, им приятно, если они меня принимают.

И действительно… Сцена разыгрывается очень неубедительно, даже нелогично. Некоего ухажера обвиняют в том, что он до поздней ночи обретается в женской палатке, но никто из обитательниц этой палатки к обвинению не присоединяется. Девицы помалкивают, точно речь идет не о них. И странно, осуждает парня за донжуанские грехи мужская часть бригады, женская опять–таки молчит. А осуждать есть за что. Молодой человек, квалифицированный электросварщик, приехал с родины женатым и через два месяца по приезде решил с женой разводиться. Увы, поступок его был еще более непригляден: оказалось, что жена его беременна.

Причина, которая, как мне думается, порождает подобные случаи, состоит еще и в том, что среди первых героев целинных земель возникали легкомысленно–скороспелые романы и браки. Явление понятное, к сожалению, неизбежное. И пусть не всегда эти стремительные браки приносят одни разочарования и слезы, но передовая часть молодежи на целине понимает, что с необузданными и своевольными страстями надо бороться.

С большой горечью приходится признать, что морально–бытовые темы жизни нашей молодежи отражаются в плохих, легковесных пьесах, которые никакого серьезного впечатления ни на кого не производят. Поэтому и сцена, разыгравшаяся в палатке, мне напомнила плохую пьесу. А сцена жизненно важная, даже огромная по своей сущности. Если говорить строго по делу, как оно есть, то ведь разоблачался молодой и пока еще начинающий, может быть, стихийный, но явный подлец. Он уже избалован, знает себе цену, ему претят и мешают элементарные моральные правила. Когда он вышел из палатки, я увидел красивое презрительное лицо стандартного победителя женского пола. Тип старинный, общеизвестный, никакой особой сложности не составляющий. Но мы, бесконечно рассуждая о пережитках в сознании людей, трусливо избегаем резко и правдиво давать в наших пьесах и кинокартинах эти пережитки в образах. Пережиток по самому смыслу слова есть нечто закоренелое, живучее и живущее, что хочет жить и бороться, даже воинствовать.

Электросварщика всячески в глаза стыдили и осуждали, но он ничего не уступил и остался в полной уверенности в том, что все, кто восстает против него, сами неудачники в любви и восстают от зависти и вообще вмешиваются не в свое дело. Он бросил на меня насмешливый взгляд, точно хотел сказать: «Описывать будешь? А мне плевать!»

Одет он хорошо, зарабатывает очень хорошо, квалификация высокая, незаменимая. И, усмехнувшись, он пошел заниматься своими делами.

Мы вернулись на открытую поляну, где директор с трактористами продолжал выяснять ремонтные неурядицы. Там, среди замасленных и всегда чумазых трактористов с их неизменной озабоченностью, всегда лишенной крикливости, я заметил шумливого парнишку.

Говорит больше всех и требует за всех, острит, всюду вставляет свои слова. Болтун… И, может быть, этот заурядный тип говорливого мальчишки не остановил бы моего внимания, если бы не другого рода человек, которым хотелось любоваться без конца.

Лежит на земле червячная полоса трактора, расчлененная в нескольких суставах. Тут же ключи, гайки, детали, инструмент. Около червяка сосредоточенно ворожит молчаливый молодец лет двадцати пяти, с головой древнего витязя–богатыря, какой мог присниться Васнецову. Голова огненно–светлая, загорающаяся ярким светом на вечернем солнце, мелкие кудри, глаза голубые, думающие, и все лицо у него правильное, привлекающее к себе внутренней силой и мягкостью. На голове кепка с пятак.