Том 4

— Надо свой колхоз сделать. Тогда сила будет.

Но большинству, видно, так надоела жизнь без воды, что они ни на что не надеются.

— Наши места проклятые, — говорит женщина Гюльсара. — Давно дело было… Наш человек Тохтасын смешал кровь с водою… С тех пор и идет грех…

— Идите, берите воду у тех, у кого ее много! — уговаривает ишан. — У нас ничего не будет. Какие люди из нашего кишлака ушли — те жизнь благодарят. Османов! — он поднимает палец вверх. — Большой человек, из нашего кишлака бежал… теперь в Ташкенте.

На узкой улочке, у глиняного забора, поет девушка:

Ничто не создано одно.
Песок из песчинок, вода из капель,
Жизнь из людей.
Хочу быть первой каплей, за которой
Сто тысяч капель, как одна,
В поток сбиваются могучий.
Я капля? Да. Но первая из прочих.
Я капля? Да. Но за собой веду волну…

Ей лет четырнадцать — она стройна, тонка, лицо ее открыто, но паранджа закинута на плечи, паранджа наготове. В бедном халате, с косами, заплетенными во множество ручеечков и красиво лежащими на ее худых детских плечах, она очень хороша.

Навстречу песне выходит юноша с кувшином воды в руках.

— Это очень ты хорошо сложил песню. Мне нравится! — добавляет она.

— Фатьма-джан, ты поешь, как сама Халима.

— Это я для тебя пою, Юсуф, потому так хорошо вышло.

Он осторожно обнимает ее.

— Теперь ты комсомол? — спрашивает Фатьма, и он молча кивает в ответ.

— А комсомол может жениться, на ком хочет?

Он кивает:

— Да!

— Тогда мне тоже надо поступить в комсомол, чтобы потом не сказали, что тебе нельзя на мне жениться. Ты не боишься остаться? — спрашивает она.

— Все наши комсомольцы остаются, — гордо отвечает он.

— И не забудешь меня? Кто знает, где и как будем мы.

— Вода будет — и мать с тобой вернется.

— Пусть будет вода, Юсуф! Только скорей!

— Мы, молодые, создадим свой колхоз, построим новый арык, большой, один для всех.

— Ах, мы тогда с тобой маленький сад сделаем, — мечтает Фатьма.

— И вода будет течь по двору, — говорит Юсуф.

— И она будет петь, потому что мы придержим ее маленьким камнем, — смеется Фатьма.

Открывается калитка, и Гюльсара — мать Фатьмы — на осле выезжает со двора.

Пустынная дорога. Бредут выселенцы. Ишан слезает с чьей-то арбы и сталкивает Гюльсару с осла.

— В коране так и сказано: будь милостив к учителям твоим, и да будет добро тебе.

И садится на ее тощего осла.

Мать и дочь пытаются подталкивать обессилевшее животное.

— Дай-ка ему пить, — приказывает ишан, кивая на кувшин в руках Фатьмы. — Осел — работник. Ему надо первому пить, — повторяет он и слезает наземь.

— Это моей дочери Фатьме подарок, — робко заступается Гюльсара.

— За что ей? За то, что она камень на плечах твоих? Замуж надо продать ее… Ну, я позабочусь. Я знаю, ты вдова, о тебе некому позаботиться.

— Такого закона теперь нет, чтобы продавать замуж, — говорит мать.

— У-у-у! Вода ушла, все законы с собой унесла. Воды нет — и закона нет, — отвечает ишан. И начинает поить осла.

Крохотная железнодорожная станция, забитая беженцами из безводных кишлаков.

Гюльсара с дочерью припадают губами к луже под вагоном-цистерной.

Беженцы сидят унылыми группами, чего-то ждут, бесстрастно и равнодушно продают вещи. Тучный Ахмед Ризаев, председатель колхоза имени Молотова, с дорожным мешком спешит к вокзалу.

— Вот он, беда наша! — говорит ишан. — То хлопок утроит, то сады удвоит. На него одного всей воды мало.

Гнусавый, подслеповатый парень, одетый в грязный, но дорогой халат, сидит на корточках перед ишаном.

— Я тоже был бедный, — говорит он сквозь зубы, — пока не нашел дорогу. Теперь мое счастье при мне, — и, приоткрыв халат, показывает рукоять ножа. Помолчав, продолжает: — Чья это девка там, под вагоном?

— Купи, — коротко отвечает ишан. — Водой заплатишь?

Парень в халате смеется.

— Моя вода всюду. Где арык проведу, — он делает рукой жест, словно колет ножом, — там и урожай собираю

И он лениво вынимает из-под халата мешочек с деньгами.

— Афганские есть, иранские есть, английские есть… Какими хочешь — плачу!

Соблазн велик. Ишан протягивает руку.

Эту сцену издалека, из-под цистерны, видит Гюльсара.

К ней уже подбегают женщины, шепчут, всплескивают руками:

— Ай! Ай! Надо народ позвать! Кричите на помощь!

Гнусавый парень, самодовольно оправляя халат, поднимается и идет к своему коню, привязанному невдалеке.

Гюльсара все поняла.

В одно мгновение оглядывает она станцию и видит подходящий поезд.

— Этот дом на колесах куда идет? — нервно интересуется она у железнодорожника.

Тот машет рукой: далеко, мол.

И в этот момент паровоз свистит в знак отправления. Платформа пустеет.

Отчаянно глотнув воздух, Гюльсара быстро подсаживает дочку в вагон и, сбросив со своих ног туфли без задников, как приличествует делать при входе в дом, сама поднимается вслед за дочерью.

Поезд уже тронулся. Кажется, спасены!

Толстая пожилая женщина неодобрительно говорит Гюльсаре на площадке вагона: