Том 4

Лавки торговых рядов уже разгромлены. Меха и шелк устилают улицы. Хлеб, мед, масло в разбитых бочках валяются всюду. Горят дома.

Патеры благословляют горящие здания, благословляют крики горящих в домах людей, складывают костры из икон. Рыцари и кнехты, нагруженные добычей, волокут за косы псковских женщин.

Немцы ворвались так быстро, что не весь город еще знает об этом. В покоях епископа тишина и порядок. Сидят заслуженные бояре и монахи, ждут на суд Твердилу. Он вбегает, распахивая и не закрывая двери, пьяный и веселый.

— Ну, вот я!.. — посмеиваясь, кричит он. — Хозяин города, хозяин вам всем, ехидны проклятые!.. Сдал я Псков, ну!..

Крики немцев слышны под окнами. В покои епископа, оглядывая их нелюбезно, входит магистр. Он говорит Твердиле:

— Слушай, русский, так города не сдают… Если ты мне и Новгород с таким боем сдавать будешь, повешу на первом суку. Понял?

Кнехты уже грабят покои епископа. Вскрывают сундуки с псковской казной. С площади слышен зов Аввакума:

— Вставай, народ русский!

На стенах псковского кремля распинают еще живого воеводу Павшу и других сторонников обороны. Твердило распоряжается их казнью. Он деятельно отправляет одних на стены, других на костры, сколачивает группы для принятия римского крещения и из сотен девушек, согнанных плетьми его людей, выбирает себе одну, двух, трех, четырех, пятерых наикрасивейших.

…Уже пируют кнехты в кружалах. Горят церкви. Иностранные купцы стоят у своих лавок, крича по-латыни.

…На площадь св. Троицы гонят бичами и копьями новые толпы уцелевших защитников Пскова — монахов в доспехах, воевод, ратных людей, женщин.

— Кайтесь! Кайтесь, неверные! Спасите души свои! — кричит худой и страшный монах, высоко поднимая над толпою длинный тонкий латинский крест. — Истинна лишь наша латинская вера!

— Быстро! Время не терпит! Крести! — торопят монаха рыцари.

Крещу вас истинною благодатью господней!
Умрете, но тем спасены будете!
Умрете, но тем спасены будете!
Умрете, но тем спасены будете!

гнусаво кричит он, осеняя крестом псковитян, падающих под мечами рыцарей.

— Пропала Русь! — плачет нищий Аввакум.

…Три латинских монаха бегут по улице, вырывая детей из рук родителей, осматривают их, щупают и, выбрав, толкают к подводе, на которой уже лежит внаброс с десяток ребят.

— К святому обращению, — говорит монах, отбирая ребенка у матери и подставляя к ее губам руку для поцелуя.

— Отдай! — безумствует мать. — Отдай, дьявол!

Копье сбивает ее с ног.

За подводой бегут матери, бабки, сестры отобранных ребятишек. Стон над улицей.

…А на площади Троицы еще убивают. Иных ребят мечами. Других распинают на крепостной стене. Третьим готовят костры.

— Кайтесь, неверные! Примите веру истинную, римскую! — неистовствует боярин Твердило.

— Пропала русская земля! Нет боле русской земли! — шепчут люди, вися на крестах. — Один Александр Ярославич может пόмочь дать, да нет его!

Воевода Павша говорит, умирая:

— Зовите всю Русь на пόмочь! Зовите князя Александра! Пелгусий, ступай зови его!

— Не годится мне бросать Пскова! С вами был и буду! — тихо отвечает ему Пелгусий.

— Ступай, Пелгусий! — говорит старый нищий, которого волокут на костер. — Велим тебе жить. Велим о нас сказать. Велим русское дело помнить!

— Очистить его душу огнем премудрым! — распоряжается монах.

— Вот верно слово! — подхватывает Твердило.

— Проверь огнем! — яростно говорит нищий. — И в огне то ж скажу — не будет по-вашему, не пойдет под немца русская земля, не бывать Руси под папою вашим, сволотой несчастным! А тебе, Твердило, быть тебе без семени и без племени! Не устоит земля на худых людях!

Его толкают на костер. Дым скрывает старика. Но из огня несется голос:

— Встань, народ русский! Встань, ударь!

2

Уже поздняя осень. Грязно, пусто в бревенчатом Переяславле. Невеселая погода на Плещеевом озере. Пять человек тянут невод. Поют:

Реки да озера к Ново-городу,
А мхи да болота к Белу-озеру,
Да чисто поле ко Опскову,
Темны леса Смоленские,
Высоки горы Сорочинские,
Широки ворота Чигарицкие…

Поодаль, на берегу, кучка крестьян.

Среди них монах Пелгусий, прибывший из Пскова. Он рассказывает последние псковские и новгородские новости.

— Пропал Псков, не устоит и Новгород.

— Эх-ма, и что там, в Новгороде, теперь? — говорят рыбаки.

— Видать, нам придется в дело вступать, — замечает древний старик, вздыхая.

Мимо проезжает ордынский чиновник со свитой на конях. Русские люди низко им кланяются. Один рыбак не отдает поклона. И ордынец велит спросить, кто эти люди.

— Ким ды? Кто есть? — спрашивает монгол, подъезжая к веселым рыбарям.

— А кого ищешь, бачка? — озорно спрашивает юнец Савва.

Монгол хлещет Савву нагайкой… Бросив невод, подходит к монголу и берет за узду его коня высокий, статный рыбак.

— В дом входя, хозяев не бьют, — говорит он по-монгольски.

Твердый взгляд его останавливает монгола.

— Кто будешь?