Том 4

Воропаев. Ты — за внимание к людям. Хорошо. А вот скажи, этих Поднебеско ты знаешь? А то, что у них не во что одеться, — это у тебя уже не внимание к человеку, а вопрос торговой сети, так? Что им негде жить — вопрос жилотдела, так? Ты наложил резолюцию о внимании, и тебя это больше не беспокоит?

Корытов. Полегче, полегче, ты мне сейчас дискуссию не затевай. (Увидя Ленку.) Ты что тут подслушиваешь партийный разговор? Марш отсюда!

Ленка прижимает руки к лицу и, что-то шепча, убегает.

Штурмовку учинил? Учинил. Безобразие! В дела колхоза влез административно? Влез. Безобразие! Райком не давал тебе такого поручения.

Воропаев. Если бы ты расспросил меня, а не эту девочку, ты получил бы иное представление.

Корытов. Все знаю сам. Перегиб допустил.

Воропаев. Да где у тебя совесть, послушай! Тебе бы только приказывать. Ты бежишь за народом да покрикиваешь: «Ах, как я здорово им руковожу!»

Корытов. Героизм не стихия, а организация!

Воропаев. Правильно!

Корытов. Что правильно?

Воропаев. Я это тебе и говорю.

Корытов. Нет, это, брат, я тебе говорю, а ты возражаешь!

Воропаев. Я возражаю?

Корытов. Ну, в общем ты понял, что я хотел сказать. Завтра изволь явиться на бюро. И прекратить всякую ломку. Понятно?

Воропаев. Ломать можно то, что уже построено.

Корытов. Ах, вот какие дела! До вас, значит, ничего не делали?

Воропаев. Ты все кричишь — зарази людей энтузиазмом. Так чего же ты не заражал до сих пор, чего ты ожидал? У тебя люди заражены неверием, угнетены трудностями, а ты не можешь понять, что люди заново начинают жизнь, им все здесь ново и чуждо: и небо, и горы, и земля, а ты их планами по горбам, планами по горбам, ты им дурацкой бумагой в нос тычешь!..

Корытов. Так-с… До вас, значит, ничего не делали, Скажите, какой психолог нашелся. Думаешь, что если ты командовал: «Направо! Налево! Ряды сдвой!» — так уж все умеешь?

Воропаев. Ты не смеешь так говорить, Корытов!

Корытов. Смею. Вижу, с кем имею дело. Я дни и ночи, а ты…

Воропаев. А я дачу хочу отхватить? Я шкурник, да?

Из комнаты выходит Юрий в новых галифе. На улице появляются Городцов и Ленка.

Корытов(берет себя в руки). Ну, ладно. На бюро, на бюро. Я тебя научу уму-разуму. (Идет за угол.)

Воропаев. Послушай, да ты же слепой, Корытов! Слушай меня!

Слышен звук заводимого мотора.

Корытов! Ты же слепой!

Силы оставляют Воропаева. Кашель потрясает его. Он выхватывает платок и подносит его к губам, шатается, ищет рукой опоры. Юрий, Городцов и Ленка подбегают к нему и усаживают его на камень.

Ленка. Ой, кровь, дядя Алеша, кровь же… ой, это я все виновата… Я натрепалась… Дядя Алеша, это я, честное слово, я виновата…

Юрий. Товарищ Воропаев, голубчик, бросьте вы… Главное — спокойствие… Где бы доктора?

Городцов. Ленка, где Комков?

Ленка. Ожидает их. (Кивает на Воропаева). Пусть, говорит, придет, пусть, говорит, явится, я ему скажу одно слово… Злой, у-у-у!

Городцов. Беги за ним! Скажи — плохо!

Ленка. Сюда звать?

Городцов. Зачем сюда? Ко мне зови. Он у меня будет. Товарищ полковник! Да что вы в самом деле?

Юрий подносит к губам Воропаева стакан воды. Появляются Варвара и Наташа, одетая в какое-то уютное платьице.

Наташа. Алексей Витаминыч! Алексей Витаминыч!

Юрий. С ума сошла! Вениаминович!

Наташа. Да нет, он Витаминыч. Он такого витамина нам вспрыснул! Я его всегда так звать буду. (Подходит ближе). Что это? Что случилось, Юрий?

Юрий. Корытов налетел. Дал жару. Чепуха в общем.

Городцов. Ну, вставай помаленьку, Витаминыч. Не округлилась, я вижу, наша с тобой операция… Пошли.

Воропаев. Сейчас, сейчас, это пройдет… Это мелочь. (Идет, поддерживаемый Городцовым и Юрием.)

Варвара(вслед). Вот, скажи на милость… хорошему человеку никогда нет счастья на свете, никогда!

Картина вторая

Двор городцовского дома на отвесном берегу, окруженный каменным забором. Внизу — море. За домом — горы. На топчане под старым кедром лежит Воропаев. Доктор Комков и Городцов стоят возле.