Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

Роспуск палаты. Эти раздоры еще более усилились по поводу законопроекта о преобразовании избирательной системы, установленной хартией. Тогда как правительство в своем проекте старалось уменьшить число избирателей и обеспечить себе преобладающее влияние в избирательных коллегиях, крайние роялисты требовали понижения избирательного ценза с 300 до 60 франков. Эта реформа повысила бы число избирателей до двух миллионов. Доктринеры поддерживали министерство. Ройе-Коллар оспаривал то положение, что депутаты являются и могут быть представителями нации. По его мнению, депутаты являются «делегатами хартии, а не делегатами народа, и составляют только нечто вроде совещательной комиссии». Напротив, ораторы правой, с Виллелем и Ла Вурдоннэ во главе, заявили, что депутаты — «органы национального общественного мнения» — избираются народом для «защиты его интересов и для контроля над поведением министров». Палата должна быть независима и способна оказывать решительное влияние на правительство. Для того чтобы захватить в свои руки правительство и получить возможность восстановить аристократический режим, сторонники монархии «божьей милостью» и старые сторонники абсолютной власти превращались таким образом в защитников великой революционной идеи народного суверенитета. Выработанный крайними роялистами закон провалился в палате пэров, и как только в конце апреля 1816 года был вотирован бюджет, Людовик XVIII, раздражение которого против палаты все возрастало, поспешил закрыть сессию и отсрочить заседания этой «бесподобной палаты» до октября.

Крайности ультрароялистов начинали беспокоить и иностранные державы. В январе[27] граф Нессельроде писал Ришелье: «Дебаты, имевшие место в палате депутатов, производят возмутительное впечатление; если путем новых выборов вам не удастся достигнуть лучшего состава палаты, то можно ждать больших несчастий». Поццо ди Борго (русский посол в Париже) получил приказание «дать раз навсегда понять графу д' Артуа, что он не должен ждать от держав содействия в деле возведения его когда-нибудь на престол, если он будет придерживаться системы бессмысленной реакции». Веллингтон писал[28] Людовику XVIII, чтобы во имя «спокойствия Европы» обратить его внимание на интриги, ведущиеся дротив «заслуживающего доверия» министерства принцами королевской семьи и придворными. В глубине души патриотизм Ришелье был возмущен этим вмешательством иностранцев во внутренние дела Франции. «Лучше умереть от руки французов, чем существовать благодаря покровительству иностранцев», — писал он Деказу. Он стеснялся порвать с людьми, которые «в конце концов были все же роялистами», и страшился неизвестности, которую сулили ему новые выборы. Его колебания и опасения усилились после заговора адвоката Дидье в Гренобле. Это было незначительное и даже безумное предприятие, варварски подавленное генералом Донадьё и военными судами и стоившее жизни двадцати пяти участникам, в том числе шестнадцатилетнему юноше. Король был в нерешительном настроении. Однако Деказ, при содействии Паскье и Гизо, доказал ему, что роспуск палаты безусловно необходим. 13 августа король дал свое согласие на эту меру, но тем не менее приказ о роспуске был подписан только Ь сентября. Биржа ответила на него повышением государственной ренты на 3 франка.

Палата 1816 года. Новым указом число депутатов было доведено до 258. Префекты и президенты избирательных коллегий, перетасованных указом, повели от имени короля энергичную кампанию против крайних. Доктринеры были сплошь переизбраны; группа девяти независимых, которые также были переизбраны, увеличилась вступлением в нее Лаффита и Бонди; ультрароялисты потеряли массу мест, и министерство могло рассчитывать на большинство примерно в 40 голосов.

В своей речи на открытии палат 4 ноября Людовик XVIII выразил твердую свою решимость заставить всех уважать Хартию и подавлять «уклонения, вызванные как злонамеренностью, так и чрезмерным рвением». Вместе с тем, он призывал к единению. «Пусть умолкнет ненависть, — сказал он, — и пусть сыны одного и того же отечества превратятся в братскую семью». Этому положению не суждено было осуществится, но в период 1816–1820 годов Франция могла, по крайней мере, насладиться относительным миром, а новая палата во многих обстоятельствах обнаружила свою способность к плодотворной работе.