Том 3. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть первая

Но Бурбоны не слишком сердились на него. Карл X при своем вступлении на престол пожаловал Луи-Филиппу титул, в котором ему отказывал Людовик XVIII, и утвердил в законе о цивильном листе противозаконные ордонансы, предоставившие герцогу Орлеанскому поместья, на которые последний не имел никакого права. Однако его поведение не очень удовлетворяло Карла X. Не выступая с открытой оппозицией, он затворился в Палэ-Рояле и принимал у себя вожаков либеральной партии: генерала Фуа, банкира Лаффита, Дюпона де л'Эр, Тьера и даже самого Беранже. Сыновей своих он отдал учиться в коллеж Генриха IV; это доставило ему известную популярность среди буржуазии, весьма польщенной, что ее дети сидят на школьных партах бок о бок с принцами крови. Его простота, скромная и полная достоинства яшзнь, его семейные добродетели окончательно завоевали симпатии общества; приветливый, добродушный, охотник поговорить со встречными, он любил прогуливаться по улицам Парижа один, с зонтиком подмышкой; при этом он отличался способностью находить кстати меткое словцо, которое скоро становилось ходячим.

Согласившись принять звание наместника королевства, он отправился в ратушу, где велел доложить о себе как о «национальном гвардейце, пришедшем повидаться со своим бывшим генералом» — Лафайетом. Даже сделавшись королем, он первое время продолжал свои прогулки по Парижу, останавливался поболтать с рабочими, даже пожать им руку и даже выпить с ними стакан вина. Поселившись в Тюильри, он начал задавать там празднества, которые на первых порах носили чисто буржуазный характер. Иногда королева, окруженная родственниками и фрейлинами, принимала посетителей, не расставаясь с иголкой. Омнибусы могли въезжать во двор Тюильрийского дворца, а мундир офицера национальной гвардии открывал своему обладателю свободный доступ в «Замок». Все это нравилось богатым буржуа, которых Луи-Филипп привлекал к себе, ловко играя на струнках их тщеславия, любви к миру и материальному благополучию.

А между тем король обладал цельным и твердым характером, необычайным упорством и властолюбием. Хотя престол достался ему благодаря революции, он в глубине души не мог примириться с мыслью, что национальное представительство будет пользоваться такой же властью, как и корона. Принцип «король царствует, но не управляет» был ему так же ненавистен, как Карлу X. Охотно щеголяя при случае титулом «короля-гражданина», он вместе с большинством «доктринеров» и многими своими советниками склонен был полагать, что Июльская революция должна ограничиться переменой личности монарха и частичным обновлением правительственного персонала без всяких иных политических последствий. По мнению Луи-Филиппа, если не считать легких изменений в хартии, режим, созданный Бурбонами в 1815 году, не нуждался ни в каких реформах, а страна должна была чувствовать себя вполне удовлетворенной, если влияние и господство родовой аристократии будет заменено влиянием и господством аристократии денежной.

Если в первые годы царствования Луи-Филипп и скрывал свои заветные мысли, то тем не менее он систематически и упорно стремился к установлению системы личного управления, долженствовавшего прежде всего поддерживать установленный порядок. Его упорство увенчалось успехом, но эта победа, едва наметившаяся в 1837 году и окончательно достигнутая в 1840 году, далась не без борьбы. Таким образом, царствование Луи-Филиппа делится как бы на две части: героический период, исполненный битв и продолжавшийся до 1840 года, и затем период полного внешнего спокойствия в стране, когда личная и упорно-консервативная политика Луи-Филиппа торжествует безраздельно вплоть до катастрофы 1848 года.

I. Героический период

Противники. Королю приходилось вести борьбу с противниками двоякого рода: во-первых, с легитимистами, а во-вторых, с республиканцами.

В глазах легитимистов он был узурпатором, который изменнически похитил корону у герцога Бордосского, имевшего право на престол благодаря двойному отречению — Карла X и герцога Ангулемского в Рамбулье. Эта партия в численном отношении не представляла большого значения; она рекрутировалась среди парижской аристократии, а в провинции среди сельского дворянства, и почти везде духовенство открыто поддерживало ее. Сильнее всего легитимисты были в Вандее, где масса крестьян сохраняла верность легитимной монархии» Это была партия салонов и исповедален, способная на бесплодные интриги, на бесцельную парламентскую оппозицию, пожалуй, на детские, романтические разговоры, но не угрожавшая узурпатору сколько-нибудь серьезной опасностью, так как в Париже легитимисты никогда не отважились бы выйти на улицу, а если бы и отважились, то вся страна, как один человек, восстала бы против них.