Но если мир — возбуждение, то какое в нем возможно было бы бытие? Бытие как понятие одна форма сознания, а возбуждение вне этого. Всякая вещь существующая еще не есть бытие, ибо она только признак его. Бытие всегда скрытно и непознаваемо как форма, бытие вне времени и границ, но порождает массу суждений о себе.
Возбуждение нельзя отнести к форме, ибо форма внешне кажущийся признак явления, что и потрясает человека, вызывая в нем новые представления <,которые доходят> до физической иллюзии, становясь фактом осязания в действительности. Потрясается ничто, потрясение только есть соединение, включение-выключение движущихся возбуждений, что и возможно назвать бытием, лежащим вне места и вне времени.
Весь видимый мир не есть бытие, он только суждение, вторая ступень возбуждения.
34. Искусство тем отличается от жизни рассудительной, что оно через себя проводит возбуждение, но не суждения. Таким образом, в Искусстве никогда нет бытия, которое бы определило сознание или сознание его, хотя бы оно <Искусство> и представляло его <бытие>, ибо в возбуждении нет сознания, а бытие сознание. В нем <в Искусстве> не можем осязать жизни как бытия вещей, <но> только как явлений, а не времени и места формы отношений.
А между тем оно потрясает нас сильнее действительности нами определяемых фактов, вне нас находящихся, хотя действительность должна была быть сильнее как бытие подлинное. Искусство живописца или театральное находятся предтечами того, когда бытие станет Искусством, потеряет границы различий, но для этого Искусству нужно идти к себе, но не быть у бытия, которое направило бы его по пути к себе. Если же оно останется <с> бытием, то тогда оно обречено всегда стоять у бытия, и бытия харчевого, ибо бытие не иначе понимается, как культура, порождаемая возбуждением харчевым.
Выход же один — беспредметный. Беспредметный Супрематизм мыслит таковую культуру как мир возбуждений, реализованный через его систему явлений. Система цветная, черная и белая станет дорогой человека, строго его отделяя от культуры харчевого возбуждения. Творения явлений вне причин утилитарных <, Супрематизм поэтому> и поставит его в простые взаимодействия явлений, ничем никогда не оправдываемых.
35. Искусство не знает своей власти и своего смысла, и носители его тоже находятся в неведении. {Носители} контрастно научной рассудочной техники и харчевой жизни голода, преодолевая его, думают, что все им порождается и что они сами его порождение, конкретных вещей утилитаризации; а между прочим, <как> в театре своего представления живут только бутафорией действительного, так бутафорно и то, чему служат.
Весь мир как воля и представление — бутафорная действительность вне представления; настоящее в возбуждении.
Зритель в театре Искусства видит бутафорию, напоминающую действительность, знает и то, что действующие лица бутафорны между собой — однако это неестественное искусственное отношение играющих потрясает зрителя — потрясает возбужденность, но не действительность.
Итак, на сцене нет действительности, она появляется лишь тогда, когда возбужденность артиста или художника, музыканта превращает бутафорию <в воздействие возбуждений>; <на сцене нет действительности —> только возбужденность, сокрытая в блёстке бутафорного «ничто». Также то, что называется бытием, не мир, <но только> бутафорность представления.
Также и у артиста-живописца нет действительности в холсте — в нем только возбуждение воздействий такого же ничто явления. Каждый артист стремится к действительности и через обман хочет ее показать и показать не может, ибо и вся действительность тоже бутафорный обман его суждений.
Искусство должно избавиться от бутафорных перемещений действительности, натурализма суждений, уйти от неестественного искусственного приспособления своей нервной системы для передачи явления <так> называемых вещей действительности, воодушевляя, настраивая, приспособляя себя <к> натуре явлений, т. е. <стремясь> всю свою бутафорную систему воплотить в действительные факты жизни.
В современном театре, как и живописи, я вижу последнее только как неосознанное действие, которое в сути своей имеет одно стремление — быть действительностью, т. е. быть возбуждением, быть бытием, ибо то, что проходит через бутафорность, — не бытие, а бутафорность. Отсюда все, что предметно в Искусстве, — бутафорно, во что стремится артист и художник воплотить свое возбуждение, тогда когда в действительности предмет был возбуждением или предмет никогда не был предметом, как только возбуждаемой сплоченностью, не известной нашему представлению.
36. Дело Искусства для артиста, художника, живописца — выйти к своей Супрематии, не к Искусству передачи явлений, как только являть явления явлений. Искусство вообще, подобно живописи, должно выйти из Искусства в Искусство Супрематизма, как живопись вышла из живописания в свою сущность или свою Супрематию. Тогда только наступает бытие его, бытие артиста или художника.