Вооружившись разумом, человек идет на приступ мировой подлинности, не имеющей ни начала, ни конца, ни фундамента, ни крыши, он идет на приступ туда, где нет мишени, нет крыши, которую можно сорвать, нет фундамента, нет стен, в которых возможно сделать бреши.
Итак, что бы человек ни взял для исследования, всё будет попыткой безумия. Нет того предмета, нет той границы и предела в мировой подлинности как беспредметности, нет того абсолюта, которые бы разум или наука достигли. Если нет ничего абсолютного, нет тогда и предмета исследования. Не может быть и знания, неизвестен объект познания, его нельзя изъять из мировой подлинности.
Но это только полпути достижения. Дальше нужно будет о нем <объекте познания> сделать заключение-определение, а последнее происходит через представление предположения, <и здесь> даже не спасают и все опыты физических исследований разложений. Все физические опыты потому физические, что разделяют, а раз произойдет разделение и отделение от целого, <то> наступит физический акт, — если же ничего разделить нельзя, то и акта физ<ическо-го> нет, <нет> изолируемо<й> единицы. Исследование останется в бесконечном предположении, второе изолированное тело опять будет неподлинность, как утерявшее связь, что и помешает установить подлинность элементов, <так> как частицы целого не изолируются.
физический акт на дороге к физическому или физическое представление на пути к действительному акту в представлении всегда имеют представляемое целое; также не можем себе представить и подлинную форму <ни> этого целого, ни физического акта. То, что мы называем физическим состоянием, есть те или иные воздействия видоизменяющегося действия явлений, — считать их физическим <действием> нельзя, не всякое воздействие физично для всего.
В живописном опыте вечное представление о форме опровергается. Живописная поверхность, на которой передаются формы предметов реальных подлинностей, остаются вне формы объемов. Таким образом, всякое стремление к передаче в живописи формы подлинной — безумие. Всякая попытка исследования, долженствующая дать подлинное обоснование формы, безумна, вся же построенная культура средств познания не достигает цели. Если человека мы видим в культуре, а животное вне, то человек все-таки равен ему, поскольку сутью его является техническая харчевая завершенность, <и он> не может построить иной себе культуры, как только харчевую, что <уже> завершено животным.
Научные же познания мировой подлинности, в чем бы <человек> оправдал себя перед животным, не достигают цели: с нами же находятся наши представления и предположения, то, чего, возможно, нет у животного. Но предположения и представления еще «ничто». Также знание, логика, здравый смысл, обоснованность разумная — вне подлинности, и потому не могут быть положительными и истинными доказательствами.
Разум отсюда находится вне подлинного и живет своим сочинением о представляемом, поскольку не хочет в слепых перемещениях явлений отыскать истину. Природа как подлинность — вне разума, беспредметна. И если бы разуму удалось посмотреть за борт Земли и ощутить себя во мраке бесконечных бездн, где несутся в вихревых вращениях пыльные туманы солнц и планет, тогда бы он увидел, в каком безумии находится. Увидел бы и силу могущественной шири и свободы безумного действия, убедился в том, что только в без-умном, без-цельном подлинность действия, и в то же время потерял бы уверенность — движется ли и действует видимое; убедился, что его научно-разумные выводы есть только выводы, но <не> суть подлинная, что он со всею культурой и наукой — физический мир представлений и предположений, а разум, желающий познать, познает смерть.
Свободный в безумии, наш шар мчит неизвестно куда, без цели, логики и обоснования. Куда летит и к какой цели доставит нас? Или же он никуда не движется? Планеты и солнца блестят как глаза остолбеневшего безумца. Разум же на его безумном возбужденном мозге, вооружившись средствами «знания», «сознания» и «здравого смысла», хочет обосновать крепкий фундамент «идейной научной жизни и блага».
Не будет ли в его попытке создания разумной подлинности новое доказательство того, что разум тоже признак безумия? Кто же подпишет договор с безумным, кто укажет законы безумию, и знает ли безумие законы, и может ли их знать, когда царство безумия вне закона, границ и условий, вне всех преодолений, в нем нет ни представляемого, ни существующего, ни будущего мира проявлений. Безумие как торжество, свободное от ума, смысла и цели, живет в торжестве огней, иллюминируя свой бессмысленный бег в нескончаемом мраке, никогда ничего не являя и не проявляя. Таким образом, разум, как некая выделяемая ценность, не может выделить себя из безумия ни через какое познание подлинности, ибо разум только ложный вид того же безумия или заумного беспредметного мира47.