Том 3. Стихотворения

Два глазастые уродца
Из прогорклого болотца,
  Укрепившись в силе,
  К Фее приходили.

И один был Лягушонок,
Еле-еле из пеленок,
  Квакалка-квакушка,
  В будущем лягушка.

А другой – Упырь глазастый,
Персвертыш головастый,
  Кровосос упорный,
  И со шкуркой черной.

Перевертыш, перекидыш,
Он в болотце был подкидыш:
  Согрешил с Ягою
  Бес порой ночною.

Лягушонок же зеленый,
Презиравший все законы,
  Прыгал через мостик,
  Задирая хвостик.

Два глазастые уродца
Из-под кочки, из болотца,
  Искупавшись в иле,
  К Фее приходили.

«Ты», сказали, «иностранка,
Сладкозвонка и обманка,
  Мы же нутряные,
  Водные, земные».

Стали оба, руки в боки.
«Ты», твердят, «без подоплёки.
  Пазуха-то есть ли?
  Все сидеть бы в кресле».

Не понравился вопросик.
Фея вздернула свой носик,
  Призывает свиту,
  Упырю быть биту.

Впрочем, нет. Дерутся волки,
Или глупые две телки,
  Фея же воздушна,
  И великодушна.

Фея пчелкам приказала,
Показали только жало, –
  И Упырь от страха
  Прыг в бадью с размаха.

Лягушонок – мух глотатель,
Пчел он тоже не искатель,
  И, как пойман в краже,
  «Квак», и прыг туда же.

Два глазастые уродца
Пали вниз на дно колодца,
  И скорбят речисто: –
  «Очень уж тут чисто».

Фея ж пчелкам усмехнулась,
На качалке покачнулась,
  И с Шмелем, дворецким,
  В путь, к князьям Немецким.

Мышь и воробей

Жили мышь с воробьем ровно тридцать лет.
Никакие их ссоры не ссорили.
Да вот в маковом зернышке путного нет,
Из-за зернышка оба повздорили.
Всякий, что ни найдет, все с другим пополам,
Да нашел воробей это зернышко,
«Что вдвоем, – он сказал, – тут делить будет нам!»
И склевал он один это зернышко.
«Ну, – сказала тогда черноглазая мышь,
Сероспинная мышь, серохвостая, –
Если так, воробей, ты со мной угоришь,
И с тобой расплачусь очень просто я».
«Писк! – тут пискнула мышь. – Писк!» – пропела она.
И зверье набежало зубастое.
«Писк! – пропел воробей. – Писк! Война так война!»
Войско птиц прилетело глазастое.
Воевалась война ровно тридцать лет
Из-за макова зернышка черного, –
Пусть и мало оно, извиненья в том нет
Для того преступленья позорного.
Тридцать лет отошло, и сказало зверье:
«Источили напрасно здесь зубы мы».
Перемирье пришло. «Что мое, то твое».
Так решили. «Не будем же грубыми!» –
Воробью протянула безгневная мышь
Свою правую ручку в смирении.
Клюнул он поцелуй. И глядишь-поглядишь,
Так вот людям бы жить в единении!

Шаткость