Том 3. Стихотворения

Свистит проворная синица,
Что море будто не зажгла.
Зажгла. Сожгла. Горит страница.
Сгорела. Мир кругом – зола.

И я, что знал весь пыл размаха,
И я, проникший в тайны стран,
Я, без упрека и без страха,
Я – призрак дней, а мир – туман.

Не надо мне индийских пагод,
Не надо больше пирамид.
Созвездье круглых красных ягод
На остролисте мне горит.

Была весна. Сгорело лето.
И шепчут сны. Прядется тьма.
Но есть еще свирель поэта.
Со мной жива – и смерть сама.

Пламя мира

1

Мы говорим, но мы не знаем,
Что есть воистину любовь.
Но если ты овеян раем,
Свое блаженство славословь.

И если взят ты поцелуем,
Что вот поет в твоей мечте,
Ликуй, – мы все светло ликуем,
Скользя на призрачной черте.

И та черта вдвойне прекрасна,
Затем, что тает, чуть представ.
Весна – пожар, душа – всевластна,
Красивы зори в море трав.

2

Помню я, в моей счастливой детской
Пела птичка, не синичка, канареечка.
Я простой мальчонка был, не светский,
Был зверенком, – у зверенка есть лазеечка.

Я смотрел на луч на половице,
Как в окне он по-иному паутинится,
Как лампадка теплится в божнице,
Как в углу ручной мой еж лежит, щетинится.

Целый мир мне – малая кроватка,
Я зажмурюсь – свет в глазах играет красками,
Пляшут искры, все во мне загадка,
Каждый шорох шепчет тайну, манит сказками.

Там в саду жужжать не перестанут,
Точно струны, шмель тяжелый, пчелы с осами.
В кладезь вечный миги эти канут,
Месяц страсти встанет красный над утесами.

Правят миром страшные Старухи,
И давно уж не звенит мне канареечка.
Но любил я так – как любят духи,
Ах ты, птичка-солнцеличка, златофеечка!

3