Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе

— Гурон никогда не лжет,— холодно отчеканил Магуа, прислонившись к стене хижины и запахивая плащ на груди.— Пусть делавары пересчитают пленных — среди них они найдут одного, чья кожа не красна, но и не бела.

Последовало долгое молчание. Затем вождь посовещался в стороне с соплеменниками и отправил гонцов с приказом собрать на совет наиболее заслуженных воинов.

Вызванные один за другим начали входить в хижину, и вождь по очереди знакомил каждого с важной новостью, только что сообщенной Магуа. Все как один с изумлением выслушали ее, издавая обычное негромкое гортанное «ха!». Весть передавалась из уст в уста, пока наконец волнение не охватило все становище. Женщины бросили работу и с жадностью ловили каждое слово, нечаянно срывавшееся с уст воинов. Мальчишки прекратили игры и бесстрашно шныряли среди взрослых, любопытными и восхищенными взглядами встречая краткие изумленные восклицания, которые без стеснения издавали их отцы, поражаясь дерзости ненавистного врага. Словом, дела были заброшены, и мужчины, равно как женщины, оторвались от повседневных занятий, чтобы — каждый на свой лад — открыто излить обуревавшие их чувства.

Когда страсти несколько поостыли, старейшины принялись серьезно обсуждать, что же именно следует предпринять для охраны чести и безопасности племени в данных щекотливых и затруднительных обстоятельствах. Во время всей этой суеты и сумятицы Магуа не только не двинулся с места, но и сохранил прежнюю позу, неподвижную и внешне равнодушную, словно ему было совершенно безразлично, чем кончится дело. Однако ни один признак, по которому можно было судить о намерениях хозяев, не ускользал от его бдительного взора. В совершенстве изучив характер тех, с кем имел дело, Хитрая Лисица предвидел все их возможные решения; мы не побоимся даже сказать, что во многих случаях он угадывал намерения делаваров еще до того, как последние сами успевали осознать их.

Совет закончился быстро. Сразу же после этого всеобщая суматоха возвестила, что теперь последует общее и торжественное собрание племени. Поскольку такие собрания созывались редко и лишь в самых важных случаях, хитрый гурон, все еще сидевший поодаль, коварно и мрачно наблюдая за происходящим, понял теперь, что планы его близятся к завершению. Он покинул хижину и молча проследовал на окраину лагеря, куда уже начали стягиваться воины.

Примерно через полчаса все, не исключая детей и женщин, заняли свои места. Задержка произошла потому, что такое необычно торжественное собрание требовало не менее серьезных приготовлений. Но когда солнце встало над вершиной горы, на склоне которой был разбит лагерь делаваров, большинство их уже расселось, и яркие лучи дня, пробившись сквозь листву окаймлявших плато деревьев, осветили настороженные, внимательные, глубоко заинтересованные лица такой огромной толпы, какую не часто встретишь на заре. Число собравшихся перевалило за тысячу.

Серьезный характер подобной сходки у дикарей исключает возможность появления среди них нетерпеливого честолюбца, готового втянуть слушателей в необдуманный или неблагоразумный спор ради того, чтобы покрасоваться перед племенем. Подобная самонадеянность и бестактность навсегда погубили бы репутацию даже человека незаурядного. Излагать собранию обсуждаемый предмет имели право только старейшие и опытнейшие. Пока один из них не заговорил первым, ни воинские подвиги, ни природные дарования, ни репутация оратора не оправдали бы молодого человека, решившегося прервать молчание. Однако на этот раз престарелый воин, которому предстояло открыть совещание, долго безмолвствовал, подавленный, по-видимому, значительностью события. Молчание длилось уже гораздо дольше обычной паузы, предшествовавшей совету, но ни один мужчина, ни даже самый младший из мальчуганов не проявлял признаков удивления или нетерпения. По временам кто-нибудь поднимал потупленные глаза и бросал взор на одну из хижин, ничем не отличавшуюся от других, если не считать того, что она была с особой тщательностью защищена от непогоды.

Наконец по рядам пробежал тихий шепот, столь способный подчас взволновать толпу, и племя, словно повинуясь единому порыву, разом поднялось на ноги. В ту же секунду дверь хижины распахнулась, и три человека не спеша направились к месту, где происходил совет. Все они были старше даже самого старого из присутствующих, а тот, что шел посредине, опираясь на спутников, достиг возраста, дожить до которого редко удается человеку. Стан его, некогда высокий и стройный, как кедр, согнулся под бременем более чем ста лет жизни. Он уже не ступал, как бывало, легкой, упругой походкой индейца, а медленно передвигал отяжелевшие ноги, дюйм за дюймом преодолевая расстояние. Темное морщинистое лицо его удивительно резко контрастировало с длинными белоснежными кудрями, ниспадавшими на плечи так обильно, будто с тех пор, как он стригся в последний раз, прошло не одно поколение.