Том 3. Последний из могикан, или Повесть о 1757 годе

Хотя Соколиный Глаз рассчитывал на суеверия индейцев, он тем не менее знал, что наиболее умные вожди краснокожих скорее терпят эти предрассудки, чем разделяют их. Он хорошо понимал, насколько дорога сейчас каждая минута. Как ни глубоко было заблуждение врагов, как ни способствовало оно его планам, малейшее подозрение, возникни оно у хитрых индейцев, могло оказаться роковым. Поэтому он выбрал тропинку, где можно было меньше всего опасаться, что их заметят, и обогнул деревню, не заходя в нее. Вдали, при свете потухающих костров, еще видны были воины, переходившие от хижины к хижине. Но дети уже прекратили игры, забрались в постели из звериных шкур, и ночная тишина постепенно пришла на смену шуму и суматохе хлопотливого вечера, отмеченного такими важными событиями.

На свежем воздухе Алиса ожила, а так как изменили ей лишь силы, но отнюдь не разум, спутникам не потребовалось объяснять ей, что же, собственно, произошло.

— Пустите, я попробую идти сама,— сказала она, когда они углубились в лес, и неприметно покраснела при мысли, что так долго оставалась в объятиях Дункана.— Право, я уже могу идти.

— Нет, Алиса, вы еще чересчур слабы.

Девушка осторожно попыталась высвободиться, и Дункану нехотя пришлось расстаться со своей драгоценной ношей. Человек, скрытый сейчас под личиной медведя, разумеется, не представлял себе, какой восхитительный трепет испытывает влюбленный, несущий свою милую на руках. Столь же незнакомо ему, вероятно, было и чувство стыда, мучившее дрожащую Алису, пока они все дальше углублялись в лес. Когда беглецы оказались на изрядном расстоянии от хижин, разведчик остановился и повел речь о предмете, который знал в совершенстве.

— Эта тропинка приведет вас к ручью,— сказал он.— Идите по северному берегу, пока не доберетесь до водопада; там поднимитесь на холм справа и увидите оттуда костры соседнего племени. Ступайте к нему и просите убежища: если это настоящие делавары, вы будете в безопасности. С нежной девушкой далеко не убежишь. Гуроны пойдут по нашим следам и скальпируют нас раньше, чем мы пройдем дюжину миль. Ступайте, и да хранит вас бог!

— А вы? — изумленно осведомился Хейуорд.— Неужели мы расстаемся с вами?

— Гуроны держат в плену гордость делаваров: в их власти последний отпрыск великих могикан!— ответил Соколиный Глаз. Я иду на разведку: надо посмотреть, что можно сделать для его спасения. Завладей они вашим скальпом, майор, за каждый ваш волос гурон заплатил бы жизнью; но если молодого сагамора поставят к столбу, краснокожие заодно увидят, как умеет умирать чистокровный белый.

Нисколько не обиженный тем явным предпочтением, какое суровый житель лесов отдавал Ункасу,— молодого вождя можно было в известной мере считать его названым сыном,— Дункан все же попытался отговорить разведчика от безнадежной затеи. Алиса помогала ему, умоляя отказаться от решения, сулившего так много опасностей и так мало надежд на успех. Соколиный Глаз слушал внимательно, но нетерпеливо и наконец прервал спор. Тоном, который тотчас же заставил Алису смолкнуть, а Хейуорду показал всю бесполезность дальнейших уговоров, он заявил:

— Я слыхал, что в молодости бывает чувство, которое привязывает мужчину к женщине крепче, нежели отца к сыну. Может, это и правда. Я редко бывал там, где живут женщины моего цвета кожи, но допускаю, что в поселениях природа проявляет себя именно так. Вы, например, тоже рисковали жизнью и всем, чем дорожите, лишь бы спасти эту нежную девушку, и я думаю, ваш поступок был вызван этим чувством. А вот я учил Ункаса обращаться с ружьем, и мальчик сполна отблагодарил меня! Мы дрались с ним плечом к плечу во многих кровавых схватках, и пока одно мое ухо внимало его ружью, а другое —ружью сагамора, я знал, что с тылу меня не возьмешь. Зимой и летом, ночью и днем бродили мы вместе по глухим лесам, ели из одной миски; пока один из нас спал, другой караулил. И прежде чем кто-нибудь скажет, что Ункаса повели на пытку, когда я был рядом... Какой бы у нас ни был цвет кожи, бог над всеми один, и я клянусь его именем, что друг оставит молодого могиканина умирать не раньше, чем на земле исчезнет верность и оленебой станет таким же безвредным, как свистулька певца!

Дункан отпустил руку разведчика, который повернулся и твердым шагом направился к хижинам. Проводив глазами его удалявшуюся фигуру, Хейуорд и Алиса, одновременно счастливые и опечаленные, двинулись вдвоем к далекому селению делаваров.

ГЛАВА XXVI

О с н о в а.

— Давайте я вам и Льва сыграю!

Шекспир. «Сон в летнюю ночь» [54]