Том 3. Поэмы

Вопрос датировки поэмы является дискуссионным. Большинство исследователей относят ее создание к 1922–1923 гг. Сопоставляя «Черного человека» с «драмой» «Страна Негодяев», П. Ф. Юшин делал вывод, что поэма была «крайне необходимой ‹…› подготовкой» для создания драмы и постановки темы „негодяев“ в творчестве Есенина и поэтому предшествовала „Стране Негодяев“» (в его кн. «Сергей Есенин: Идейно-творческая эволюция», М., 1969, с. 300). Л. Л. Бельская склонна к тому, что в «Черном человеке» Есенин более бескомпромиссно и решительно порывает с поэтизацией анархизма и индивидуализма, чем в «Стране Негодяев», и высказывает предположение, что поэма «Черный человек» не предшествовала пьесе, а была «завершена позже ее, вероятно, сразу после приезда на родину в 1923 году» (в ее кн. «Песенное слово»: Поэтическое мастерство Сергея Есенина, М., 1990, с. 141). Мнения о том, что поэма «Черный человек» в своем первоначальном виде сложилась уже к моменту возвращения Есенина из-за границы, придерживаются С. П. Кошечкин (сб. «В мире Есенина», с. 376–387) и Е. И. Наумов (в его кн. «Сергей Есенин. Личность. Творчество. Эпоха», Л., 1973, с. 218–221). К имажинистскому периоду творчества Есенина относит «Черного человека» А. М. Марченко (см. в ее кн. «Поэтический мир Есенина», с. 166–189), видя в поэме элемент литературной полемики. А. С. Субботин, основываясь на биографических параллелях (любовь и разрыв с Дункан, «образные отзвуки» батумской зимы: яблони в саду, снегопад и т. д.), датировал поэму 1924–1925 гг. (Субботин А. С. О поэзии и поэтике. Свердловск, 1979, с. 177–190).

Ю. Л. Прокушев в комментариях к поэме (Есенин III (1978), с. 282–284) и А. А. Волков в кн. «Художественные искания Есенина» (с. 405) принимают во внимание ту большую работу по окончательной отделке поэмы, которую Есенин провел 12–14 ноября 1925 г. и показывают, что время создания поэмы не укладывается в узкие хронологические рамки.

В библиографическом указателе В. В. Базанова и А. П. Ломана (ИРЛИ) время написания поэмы обозначено 1923-13 ноября 1925 г.

В наст. изд. принята дата, уточненная на основе документальных свидетельств С. А. Толстой-Есениной: ‹1923 —›14 ноября 1925 г. Поскольку сохранился текст лишь 1925 г., дата завершения становится основной, и поэма «Черный человек» помещается в конце тома.

Творческая история поэмы говорит о том, что Есенин вынашивал ее долго и мучительно. Основные идеи возникли задолго до написания и были подготовлены всем предшествующим творчеством поэта. Отсюда множество перекличек с собственными произведениями в тексте «Черного человека» (см. реальный коммент.) Ср. также в письмах к Г. А. Панфилову и М. П. Бальзамовой 1913–1914 гг. — «Я есть ты.‹…›Если бы люди понимали это… Не стали бы восстанавливать истину насилием, ибо это уже не есть истина». «Я ‹…› продал свою душу черту, — и все за талант»). «Формула „Я есть ты“, — отмечает польский исследователь Е. Шокальски, — это, по всей видимости, неточный перевод „великого изречения“ Упанишад „Там твам аси“ („Это ты еси“). ‹…› Есенин тут явно обращается к кругу представлений брахманизма и теософии» (сб. «Есенин академический», с. 165). Эти идеи были в поле зрения поэта во время работы над «Черным человеком».

В статье «Ключи Марии», написанной в 1918 г., Есенин, размышляя о «религии мысли нашего народа», находил в ней общее с мифологией Востока. Здесь же поэт обратил внимание на «скрытую веру в переселение души» и дал оригинальное толкование идее двойничества, получившей отражение в «Черном человеке» (см. т. 5 наст. изд., с. 186–220). Ср. также строки из стихотворения «День ушел, убавилась черта…» (1916. «Где-то в поле чистом, у межи, // Оторвал я тень свою от тела» — т. 4 наст. изд, с. 148–149) и «Метель» (1924. «Себя усопшего // В гробу я вижу» — т. 2 наст. изд., с. 151).

Символика зеркала и зеркальности, составляющая основу философского сюжета «Черного человека», также была всегда свойственна поэзии Есенина. Функцию зеркала выполняли «зеркало залива», «синие затоны озер», «озерное стекло», «оконное стекло»: «Отражаясь, березы ломались в пруду» (т. 1 наст. изд., с. 27); «Смолкшим колоколом над прудом // Опрокинулся отчий дом» (т. 1 наст. изд., с. 76); «В черной луже продрогший фонарь // Отражает безгубую голову» (т. 1 наст. изд., с. 159); «В синих отражаюсь затонах // Далеких моих озер. // Вижу тебя, Инония, // С золотыми шапками гор» (т. 2 наст. изд., с. 67); «Копны и стога огней кружились над зданиями, громадины с суровой мощью вздрагивали в зеркале залива» (т. 5 наст. изд., с. 164) и др. Ср. также строки из стихотворения «Мне осталась одна забава…» (1923, «Но коль черти в душе гнездились — // Значит, ангелы жили в ней» — т. 1 наст. изд., с. 186), в котором, по мнению Э. Б. Мекша, дан христианско-апокрифический вариант идеи двойничества (сб. «Вечные темы и образы в советской литературе», Грозный, 1989, с. 52).