Том 3. Письма 1924-1936

Мне по своему существу нужны железные непортящиеся клетки, а не такая сволочь. Мне врачи обещают, сделав операцию правого глаза, вернуть ему то количество зрения, какое необходимо для чтения. И вот в период такого тупика я еще вошел с головой в борьбу. Ты знаешь, в нашей партии стал опасностью правый уклон — сдача непримиримых большевистских позиций — отход к буржуазии. Никакому гаду и гадам ленинских заветов не позволим ломать, и если бы у меня были силы, то я бы работал и боролся, а то только писание да мучение. Зажирели некоторые типы. Подхалимов полно, надо стряхнуть все наросты, больше рабочих свежих сил, крепче семья пролетариев-большевиков. Много бы я тебе рассказал, но нет сил.

Милый Петя, одна радость осталась у меня — это радио, без него безрадостна и нищенски тяжела жизнь; я никогда не был богачом, и бытовые тупики я с детства впитал в себя, и то, что жрать нет чего, как человеку больному нужно, это все буза, но когда необходимо отказываться от «пищи душевной», то я не могу… Не подумай, Петя, что я сошел по радио с ума. Нет. Но ты меня поймешь, что я так забежал в угол и морально и физически, что приемник стал для меня единственной радостью и другом здесь, в этом… Сочи…

2 ноября 1928 г.

26 А. А. Жигиревой

16 ноября 1928 года, Сочи.

Милая Шура!

Получили все твои письма. Я было забеспокоился отсутствием писем от тебя и подумал, не устала ли ты от переписки…

Как бы я хотел с тобой сейчас побыть, поговорить — отдохнуть в кругу товарищей-большевиков, успокоить развинтившиеся гайки. Мне иногда так больно и морально и физически от моего бессилия, что не передать. Представь, Шура, что вокруг тебя идет борьба, а ты привязана и только можешь видеть это. Я тебя очень прошу. Ты никому больше ни слова не пиши обо мне — это лишнее и теперь невозможно, поскольку я стал почти врагом их.

Дело, конечно, не обо мне или какой-то комнате, печке и т. д. и т. п. Это все отошло в предание, нет, вопрос идет о правой опасности, она здесь ярко выражена.

Ты читала доклад т. Ярославского на последнем пленуме ЦКК о том, что в Черноморском округе в аппарате сидит 30% враждебных нам элементов. Это безусловно Ярославским не преувеличено. Я уже не говорю о подхалимах, о гемороидальных бюрократах, о «нежелании портить отношения» с вышестоящими и т. д. и т. п.

Будет время — я напишу конкретно. Сейчас я даже не уверен, что мое письмо к тебе дойдет в целости. Черт с ним, это не так важно, важно то, что в таком глухом уголке нет пролетарских кадров.

Я лично зашел в физический тупик, израсходовал все наличие силы, и точка, далее идет все бесполезное, значит ненужное, я уже получил, что нужно, могу еще, конечно, получить и исключение и высылку, но это все не по силам, по своей бесполезности ведь я и так в течение нескольких месяцев живу ненормальной возбужденной жизнью, а ведь я должен набирать силы, чтобы быть полезным нашей партии — нашей родной партии.

Я думаю, что ты меня бы отделала за это, — Рая грозит все тебе описать и ругать меня беспощадно, грозит тобой, как единственным, кого я «боюсь», и я много с ней говорил и дал слово остановиться на «тех достижениях», которые имею. Лучше всех меня на это толкают безумные контузионные боли головы и сердечко, выбивающее после каждого столкновения 128 ударов в минуту.

Пиши, родная Шура, пиши, мой дружочек хороший, твои письма мне нужны, привет Лёне, поздравь его от меня.

Коля.

Теперь я хочу сказать несколько слов о моем товарище — Рае — о ее росте. У меня все невзгоды забываются, Шура, когда я наблюдаю, как растет и развивается молодая работница. Это моя политическая воспитанница, и мне очень радостно, что растет новый человек — она сейчас с головой ушла в работу — уже перечислив все работы, ты можешь судить обо всем, — она профделегатка, профуполномоченный по Нарпиту, — делегатка женотдела, секретарь общегородского делегатского собрания, и на последней райпрофконференции выбрана кандидатом в члены совпрофработников, работать начала в секции РКИ, и на днях как швея по спец[иальности] будет руководить школой кройки и шитья Союза Нарпит — теперь у нее нет дня и вечера без заседаний, собраний и т. д. Она прибегает радостная, полная заданий и поручений, и мы оба работаем над их решением — сейчас подготовка к перевыборам горсовета, она мечется и бегает.

Хорошо будет, когда в горсовет вольется новая, светлая волна рабочих.

Я и не думаю останавливать хоть на крошку это Раино движение, всем, чем могу, поддерживаю эту растущую пролетарку. Одно только неизбежно — это мое одиночество, и то, что 30 газет не прочитано, так как я не вижу, и я отстал от жизни на месяц — но это неизбежно. Ведь я знал и знаю, что я должен буду подготовить Рае уход на общественную работу целиком когда-либо.

Она накануне вступления в ВКП. Я дал ей свою рекомендацию. Меня ведь здесь, несмотря на удары обоюдные, не считают плохим парнем…

Коля.

16 ноября 1928 г.

27 А. А. Жигиревой

21 ноября 1928 года, Сочи.

Милый дружочек Шурочка!