Антонова (
Кирхман. Убедительно просим вас дать нам заняться! дело слишком серьезно…
Антонова. Ничего я тут серьезного не вижу.
Кирхман. В таком случае, мы, с позволения Ивана Павлыча, перейдем в другую комнату, чтоб вы не мешали.
Антонова. Ну молчу… ах, батюшки, какой грозный! Молчу, сударь, молчу!
Водворяется молчание.
Сергеев. Как же вы думаете, господа?
Примогенов. Уж вы бы нам прежде свое мненьице высказали, Иван Павлыч!
Сергеев. Н-да… то есть вы желали бы узнать мои убеждения, с тем чтоб принять их на будущее время в руководство? Очень рад-с, очень рад-с. Я не имею надобности скрывать мои убеждения, господа! Мои убеждения смелы, открыты, непоколебимы! Я не скрывал их перед высшим начальством, охотно поделюсь и с вами. Итак, я убежден, милостивые государи, что наш первый долг, наша, можно сказать, первейшая обязанность — как можно скорее доказать, что мы люди и ничто человеческое не чуждо нас. Кроме того, что это доставит нам случай насладиться сознанием свято исполненного долга, это покажет нас, в глазах целой России, как людей, сочувствующих современному направлению умов. Откровенно говоря, с нашей стороны было бы очень любезно… вызваться самим… предложить свои услуги… одним словом, что-нибудь в этом роде… Я надеюсь, господа, что вы меня поняли?
Кирхман. Понять можно-с. Это тем более необходимо, Иван Павлыч, что если мы теперь не вызовемся, то завтра или там на будущей неделе все-таки придется вызваться.
Сергеев. Это иначе не может и быть. Во время пребывания моего в Петербурге я имел случай убедиться, что в настоящем деле вопрос поставлен слишком ясно, чтоб можно было допустить какие-нибудь сомнения. Рассуждения, противоречия, представления и т. п. тогда только хороши и уместны, когда в них ощущается потребность самими теми… (
Примогенов. Стало быть, уж и рассуждать нельзя, Иван Павлыч?
Сергеев (
Петров (
Антонова. Видно, уж вы в губернаторы к нaм поставлены, Иван Павлыч, что так цыцкаете. Так нынче и губернаторы-то уж не цыцкают; напротив того, летось приезжал генерал-то в город, собрал дворян: «Поговорите, говорит, господа! поговорите! я, говорит, вас послушаю!»
Сергеев (
Антонова. Не знаю… уж не будет ли это слишком строго!
Примогенов (
Наступает несколько минут тяжкого молчания.
Сергеев. Следовательно, господа, вам известны теперь мои убеждения, и таким образом вам предстоит засим один труд: в точности сообразоваться с ними. Теперь, если вы желаете переговорить между собой, я не хочу стеснять своим присутствием свободное выражение ваших мыслей. Я либерал не на словах только, но и на деле; я везде и во всем ищу свободы… одной свободы! Я оставляю вас, господа, но предваряю, что никакое возражение в ретроградном смысле мною допущено не будет. В этом случае я буду тверд и неумолим. Подумайте… обсудите… и когда вы решитесь, то дайте мне знать: я весь к вашим услугам! (
Входит лакей. Семен! можешь дать водки господам дворянам! (
Мощиньский (
Те же, кроме Сергеева и Мощиньского.
Несколько времени проходит в глубоком безмолвии. Постукин делает движение чубуком и держит его на весу. Первая просыпается от оцепенения Антонова.
Антонова (