Том 3. Басни, стихотворения, письма

В Восточной стороне какой-то был Брамин,
   Хоть на словах и теплой веры,
   Но не таков своим житьем
   (Есть и в Браминах лицемеры);
Да это в сторону, а дело только в том,
    Что в братстве он своем
   Один был правила такого,
   Другие ж все житья святого,
   И, что́ всего ему тошней,
  Начальник их был нраву прекрутого:
Так преступить никак устава ты не смей.
    Однако ж мой Брамин не унывает.
   Вот постный день, а он смекает,
Нельзя ли разрешить на сырное тайком?
  Достал яйцо, полуночи дождался
   И, свечку вздувши с огоньком,
   На свечке печь яйцо принялся;
Ворочает его легонько у огня,
Не сводит глаз долой и мысленно глотает,
А про начальника, смеяся, рассуждает:
   «Не уличишь же ты меня,
   Длиннобородый мой приятель!
   Яичко съем-таки я всласть».
    Ан тут тихонько шасть
   К Брамину в келью надзиратель
    И, видя грех такой,
   Ответу требует он грозно.
Улика налицо и запираться поздно!
    «Прости, отец святой,
   Прости мое ты прегрешенье!»
   Так взмолится Брамин сквозь слез:
«И сам не знаю я, как впал во искушенье;
  Ах, наустил меня проклятый бес!»
   А тут бесенок, из-за печки,
«Не стыдно ли», кричит: «всегда клепать на нас.
Я сам лишь у тебя учился сей же час,
   И, право, вижу в первый раз,
   Как яица пекут на свечке.»

XXVI Фортуна в гостях

На укоризну мы Фортуне тароваты;
   Кто не в чинах, кто не богат;
   За всё, про всё ее бранят;
  А поглядишь, так сами виноваты.
Слепое счастие, шатаясь меж людей,
Не вечно у вельмож гостит и у царей,
   Оно и в хижине твоей,
Быть может, погостить когда-нибудь пристанет:
   Лишь время не терять умей,
   Когда оно к тебе заглянет;
Минута с ним одна, кто ею дорожит,
   Терпенья годы наградит.
Когда ж ты не умел при счастьи поживиться,
То не Фортуне ты, себе за то пеняй
      И знай,
Что, может, век она к тебе не возвратится.