Том 3

Все сказанное выше относится к поэтам, адресующим свои стихи к женщине. А что пишут о любви молодые поэтессы? К сожалению, во многих случаях недостатки одни и те же, а главный — невысокий полет. Заметно сильное подражание Анне Ахматовой и Марине Цветаевой, но при отсутствии их высокой страстности. С маловатым запасом любви начинают свою поэтическую жизнь некоторые поэтессы. Нонна Слепакова признается:

Всей любви на три дня

Только и хватило.

Может, попросту меня

Стужей прихватило,

И тепла от батарей

Недостало в доме,

И прижала поскорей

Я к тебе ладони?..

Все просто и ясно: во всем виноват истопник.

Вернусь к общему разговору. Как я уже говорил, центр тяжести нашей поэзии перемещается в сторону молодых, но само понятие «молодой поэт» у нас очень уж растяжимо. До сих пор мы считаем молодыми Николая Рубцова и Александра Романова, Бориса Примерова и Сергея Хохлова, Александра Плитченко и Виктора Баянова. Подчеркивая их молодость, мы как бы снимаем с них особую ответственность за свои таланты, замедляем их развитие.

Надо признать, что поэты сегодня как поэты и личности созревают медленно. На это есть много причин. Прежде всего — массовость, и такая, при которой замедляется отбор, фиксация общественного внимания на подлинном таланте, несмотря на все наши кустовые семинары и совещания молодых писателей. Они, кстати, тоже слишком массовы. Видимо, эту работу надо строить индивидуальной.

Поэты и революционеры родятся по одним и тем же законам. Их рождает жажда истины, социального и нравственного совершенства, чувство справедливости и красоты. Поэту, отвечающему лишь за себя, в случае неудачи легко утешиться, а в случае успеха — успокоиться. Общее состояние мира и наше положение в нем такое, что ни утешаться, ни успокаиваться поэт сегодня не имеет права.

ПОИСК ПРЕКРАСНОГО

Однажды мне пришлось разговаривать с товарищем о наших поэтических делах. В чем-то мы сходились, в чем-то расходились. Когда я сказал, что поэзия — поиск прекрасного, он поначалу не согласился. Нужно было доказывать. Пришлось уйти в глубь веков и сослаться на Данте, который прошел через все ужасы «ада» и «чистилища», чтобы встретиться с той, что олицетворяла для него красоту и правду жизни, — с Беатриче.

Почему же мой собеседник не согласился с этим сразу? Очевидно, потому, что за моей формулой он усмотрел лишь гимн во славу добра и не услышал проклятий злу. Данте, боровшийся за красоту жизни, спустился в «ад», чтобы и там еще раз «осудить» зло. На этом истинные поэты всех времен сходятся.

Средневековый поэт защищал красоту от религиозного аскетизма; Маяковский защищал ее от буржуазной распущенности. У Маяковского, как и у Данте, есть свой «ад», свое «чистилище». Оба искали пути в будущее. Один отдал жизнь идее объединения Италии, ибо верил, что при этом его сограждане будут счастливей. Второй всю жизнь отдал утверждению революции, утверждению коммунистических идеалов.

Все это ясно. Вот почему две-три ссылки на авторитеты прошлого убедили моего товарища. Труднее доказывать, когда речь заходит о практической стороне нашего дела. Собеседник спрашивает: «Если ты исповедуешь высокие принципы Маяковского, то почему не берешь на вооружение его поэтику? Почему ты строишь свое стихотворение или поэму не так, как строил он?»

Можно было бы объяснить это свойством характера, даже тем, что мы, как говорится, рождены с ямбом в душе. Можно бы напомнить, что Маяковскому его поэтика не мешала высоко оценивать бесхитростную песню «Мы на лодочке катались, золотистой, золотой». Он, Маяковский, тоже родился с ямбом в душе, а потом поломал его и начал строить свое. Время было иным. Поэту, выступающему на площадях, нужно было все брать на голос. «Буря мглою небо кроет» для этого не подходило. Сейчас же, в наши дни, не повышая голоса, можно разговаривать с миллионами сразу. Разговор происходит как бы один на один. И теперь те чтецы, которые читают Маяковского с криком, проигрывают. Это не могло не сказаться и на современном стихосложении.

Но главное еще не в этом. Главное в том, что после Маяковского изменились идеалы красоты, изменились герои нашей поэзии. У Маяковского рабочий говорит:

Я,

товарищи,

из военной бюры,

Кончили заседание —

тока-тока.

Наш рабочий так уже не скажет. Днем он работает, а вечером идет в институт. Его голым лозунгом не возьмешь.