Лев. Что не сказано? Ты сама скажи.
Саня. Это ханжество! И мы совершеннолетние. Никакого разложения я там не замечаю. Была. Зафиксируем. Дальше что?
Укропов. Гнилые настроения.
Саня. Не понимаю.
Укропов. Высказывала.
Саня. Кому?
Вавка. Мне.
Саня. Те-бе!
Воронько. Тебе можно.
Вавка. Это еще почему?!
Воронько. Это не нуждается в объяснении.
Вавка. Укропов, я протестую. Здесь собрание группы, а не частные разговорчики.
Укропов. Воронько, давай без этих… Как его… безо всяких. А ты, Веткина, все-таки должна обнажить. Понимаешь?
Лев. Мужчинам выйти?
Каплин. Не валяй дурака.
Лев. Но я не знаю, что она будет обнажать. Пусть скажут, зажмурюсь.
Томаз. Я предлагаю Льву Порошину сделать замечание. Пусть знает, что здесь действительно собрание, а не какой-то Пиквикский клуб[23].
Рузия. Принято. Считай, что ты сделал замечание. Продолжайте.
Укропов. Душу она должна обнажить. Душу.
Лев. Ах, душу… это скучно.
Саня. Не буду… можете как хотите… не буду.
Зина. Укропов, можно?
Укропов. Собрание ждет от Веткиной чистосердечного признания… чего? По-моему, ясно. А потом ты.
Зина. Тебе всегда все ясно. От такой ясности делается пусто в голове. И не говори за всех. «Собрание ждет». «Всем ясно». По-моему, никто не понимает, в чем вы собрались обвинять Веткину. Ты и сам не понимаешь. Я, Каплин, Веткина однажды были в ресторане. И что же?
Женя. Зина, предложи собрать гроши и отправиться всем в ближайший ресторан… хоть бы на Киевский вокзал.
Лев. А в «Арагви» лучше.
Денис. А ты там бывал?
Лев. Мечтаю.
Зина. Мальчишки, перестаньте.
Женя. Большинство знает рестораны в теории, а хочется узнать практически. Как можно рассуждать о предмете, не имея о нем никакого истинного понятия.
Денис. Правильно! Тогда мы Веткиной зададим!
Зина. Мальчишки, перестаньте. Женя хочет весь вопрос свести к пустому делу…
Женя. А дело серьезное? Действительно, Зина.
Зина. Да, действительно.
Женя. Тогда мы слушаем.
Зина. И поскольку дело серьезное, сложное, я прошу группу снять с обсуждения вопрос о поведении Веткиной. Укропов тянет к мерам, к выговору… но что же меры? Этого добра у нас хватает. Не бойся, Жора, мы примем меры, если они по-настоящему потребуются. Группа у нас здоровая, сильная, и я думаю, что мы как-нибудь по-другому подойдем к Веткиной. А сейчас ничего не надо. Тем более что ничего настоящего и не знаем. Она обещает нагнать… учтем.
Денис. Вопрос не подготовлен. Снять!
Укропов. Что ж, Маландина, сидишь? Вставай.
Вавка. Я одного не понимаю: Пращина Зина не очень-то стеснялась резко говорить про меня, и меры против меня ее не беспокоили, а тут — стесняется. Странно. А дело вопиющее. Одна из студенток не посещает лекций, не появляется в общежитии и не желает никому дать отчета в своих антиобщественных поступках…
Каплин. Вава, это ты?! Смотрите, это Вава!
Вавка. Не реагирую! Известно, что эта студентка ведет неправильный образ жизни… о ресторанах говорилось… мне заявляла, что ей жить не хочется, что университет ей опостылел… Но тут Пращину меры беспокоят. Может быть, она ответит нам, почему она выгораживает Саню.
Генриета. Потому что она в единственном числе пожаловала к ней на день рождения.
Зина. Генриета, ты же умная девушка… Укропов, можно отвечать?
Укропов. Отвечай.
Зина. Отвечаю: между тобой и Веткиной огромная разница.
Вавка. В чем это?
Зина. В том, что Саня сейчас больна, больна серьезно, но не безнадежно, и это пройдет. А ты здорова, и это не пройдет, потому что ты здорова безнадежно…
Вавка. Почему я здорова безнадежно? О чем она говорит?
Лев. Это тонко сказано. Такие вещи надо понимать. Зина, ты растешь.
Томаз. Слишком тонко.
Зина. Просто я не хочу еще раз ранить Ваву, но я должна ей объяснить, что Сане можно помочь, а ей ничто не поможет. Но я и по поводу тебя тоже никаких мер не предлагала. Твое исключение предложил и проводил Укропов.
Вавка. Как — Укропов? Ты, Егор?
Укропов
Вавка. Негодяй ты! И больше ничего.
Голос. Вава, не плачь, ты не мальчик, а девочка.
Лев. Глазки, ручки, ножки… Пушкина мало!
Укропов. Прошу без этого… Кто за то, чтобы Веткину снять с обсуждения? Ты, Веткина, не голосуешь. Раз, два, три. Словом, большинство. Сняли. Веткина, не покидай собрания. Дальше…
Лев. А что дальше?
Томаз
Лев. Друзья-однополчане, стиляга некоторая — это я.
Генриета. Я не понимаю, что у нас сегодня происходит. Одно бытовое разложение. Неужели не нашлось ничего более серьезного?