Глаголин. Как, разве у вас есть курьеры? Это уже аппарат.
Колоколов. Вдохновение, Георгий Львович!
Глаголин. Ох, попадет мне на орехи за это вдохновение!
Колоколов. «Что-то»… Вернулись партизаны, митинг, праздник, Старостин, друзья…
Глаголин. Нет, я пришел за планом города. Тут у меня отражена вся картина нашей Помпеи. Теперь нельзя сидеть в подвале. Сейчас со Старостиным определим, где временно селиться. Я саперов у штаба армии выпросил… немного дали. Вы Гололоба видели?
Колоколов. Чудной он… «Я, говорит, обязан с каждым моим партизаном попрощаться». Ну и… сами понимаете. Считайте: если дать в среднем на каждое прощание полчаса, то сколько же времени займет вся эта операция?
Глаголин. Пускай прощается, это святой обычай воинов. Пускай гуляет — заслужил. И вы знаете, ведь Гололоб — мой первый заместитель.
Колоколов. Гололоб…
Глаголин
Колоколов
Глаголин. И не пытался видеть?
Колоколов. И не пытался.
Глаголин. Плохо же я вас хлестал…
Колоколов. Может быть, мне тяжелей, больней, чем кому бы то ни было.
Глаголин. «Тяжелей», «больней»… Уж если говорить о боли, то…
Колоколов. Георгий Львович, давайте уничтожим эту газету!
Глаголин. Как? А портрет…
Колоколов. Зачем он вам?
Глаголин. Я сделаю с него другой портрет — большой, красивый.
Колоколов. Портрет… после того… Оставить портрет женщины после того, как эта женщина публично отреклась от вас, от родины! Нет, вы меня простите, это странная какая-то болезненная слабость!
Глаголин. Эх, милый юноша, вы неудачно прокурорствуете. Да как вы можете судить о слабости, о силе человеческой души, когда вы в три минуты потеряли веру в свою невесту… а ведь все мы так и считали, что Симочка ваша невеста. Теперь вы мучаетесь, места себе не находите. Какая же это сила? Статейку эту я перечел тысячу раз и тысячу раз передумал нашу с женой жизнь. Вы лишь вообразите, какая это страшная работа мысли!.. Не раздумья, не лирические воспоминания, а точное, последовательное изучение двадцатилетней жизни с женщиной. Это сила сопротивления души, которая мне говорила: ничему не верь, что здесь написано. Теперь я навсегда свободен от этой боли, ничему не верю. Если такие люди изменили, то я должен перестать верить в самого себя.
Так что газетка эта меня больше не волнует. Сохраните ее, мы сделаем портрет. Не знаю, может быть, Надежда Алексеевна погибла, но память о ней будет чистой и… Довольно! Слышать не хочу о боли, тяжести. Довольно. Если меня будут спрашивать — скоро вернусь.
Колоколов
Нона. Давно пришла
Колоколов. Садитесь. Ваши приветствия меня не занимают.
Нона
Колоколов
Нона
Колоколов