Том 3

Эйнштейн. Все, что превосходит наши скромные понятия, либо чудесно, либо чудовищно. Вы не сердитесь. Одно может перейти в другое.

Меллинген. Чудесное может стать чудовищным. Мне такая мысль в голову не приходила. С вами, сэр, надо быть начеку…

Входит Байрон. Сильно навеселе. Черная шляпа, трость. Гости шокированы. Молчание.

Байрон. Так что же здесь происходит? Ах, Эйнштейн? Прекрасно. А девочки? Девочек не предусмотрено. Блистательно, но невыносимо скучно. Чему же радоваться, не понимаю. (Удаляется.)

Меллинген(Эйнштейну). Не удивляйтесь. Нашу непосредственность принимают за несерьезность. Глубокая ошибка. Американцы — серьезный народ. И, говоря серьезно, эта страна — вообще чудо.

Эйнштейн. Я согласен. У меня самого ощущение чуда.

Меллинген. Приятно. Очень.

Эйнштейн. Когда я вошел в этот зал, меня сбил с ног розовый свет. Я снял очки — ощущение чуда не изменилось.

Меллинген. Я не понимаю, что вы сказали, мой друг?

Фей(гостям, вдохновенно). Вот наконец среди нас появился умный человек. Господин великий человек, вы еще и умный человек. Мы — мир розовых очков. Все мы — розовые от беспредметного удовольствия. У нас все самое розовое. У нас розовый президент, розовый бизнес и даже розовые доллары. (Сенатору.) Мистер сенатор, возьмите бокал и произнесите ваш спич. Вы давно хотите это сделать.

Сенатор. Милая моя, ты, кажется, подражаешь тому парню в черной шляпе. Отвратительная модель. Подонок.

Фей. Он не подонок.

Сенатор. А что же?

Фей. Характер.

Сенатор. Отщепенец.

Фей. Может быть, сэр. Но где же ваш спич?

Сенатор. Когда Фей говорит, я всегда перестаю что-нибудь понимать. Но я принимаю ее вызов. Я готов выпить за здоровье уважаемого джентльмена, который все время улыбается. Это по-американски… Я люблю, когда джентльмены улыбаются. Неулыбающиеся джентльмены меня приводят в ярость. Они — красные, черт их подери. Мне кажется, что этот джентльмен не красный. И это уже хорошо, хотя я понятия не имею, чем он знаменит и что делает. Я думаю, что этого вообще никто из нас не знает. Вполне возможно, что этот джентльмен и сам не знает, чем он знаменит.

Эйнштейн. Наконец сказана истинная правда… Иногда я сам так думаю.

Сенатор. Вот видите, я прав. (Хлопает по плечу Эйнштейна). Вы славный парень. Теперь скажите, какое отношение имеет ваша теория относительности к религии?

Эйнштейн. Я отвечу вам так, как ответил одному епископу: никакого.

Сенатор. Однако ваша та самая теория относительности, о которой так много пишут, она страдает… мне говорили.

Меллинген. Перестань, что ты смыслишь в теории относительности?

Сенатор. А ты?

Меллинген. Я окончил Колумбийский[53] и то по праву, но знаю об Эйнштейне все, что должен знать каждый культурный человек. (Гостям.) Разрешите мне по этому поводу высказать свои мысли, хотя я только банкир.

Сенатор(доверительно, Эйнштейну). Мы любим выдавать себя за птиц высокого полета.

Меллинген(берет бокал). Леди и джентльмены, я с восторгом рекомендую вашему обществу Альберта Эйнштейна. На мой взгляд, он неподражаем и велик. Величие — страшная ноша, но он умеет ее нести со смехом, и это хорошо. Я недавно читал, что все сделанное им не может уместиться в рамки одного столетия… Да, представьте себе! Умы одного столетия, масштабы, методы, уровни не могут исчерпать его открытий. Мой ученый друг Антуан Притчард говорит, что теория относительности — это будущее господство человека в космосе и многое другое. Далее, мне известно, что он гигант, потому что стоит на вершинах страшных по своей смелости проблем… Он гениален потому, что верит в способность человека понять эти проблемы. И он переплыл океан для того, чтобы поселиться в этой стране. От вашего имени мне хочется заверить его, что он найдет здесь людей, способных понять его до конца.

Эйнштейн(берет бокал). Дамы и господа. (Пауза). Не знаю. Я ничего не знаю о том странном человеке, которого наш добрый хозяин называет гением… Такого человека в действительности не существует. Это я знаю. Поверьте мне. Моя личность так же проста, эгоистична и преисполнена амбиций, как всякая другая. Для меня слово «гений» звучит странно и, поверьте, смешно. Мне повезло. Природа дала мне хорошее чувство реальности и ответственности, но я всегда буду рисковать принять истину за ложь и ложь — за истину. Я не ищу истины в своем сознании. Я ее ищу там, куда может проникнуть мое сознание. Может быть, поэтому мне удалось кое-что понять в структуре мира. Вот и все.