Наступил день, хмурый и холодный; швед проснулся в плохом настроении. Его рука инстинктивно потянулась к заднему карману – проверить, на месте ли мешочек с песком. Он оказался подозрительно тощим. В голове у шведа зашевелились воспоминания прошедшей ночи. Звуки хриплых голосов окончательно разбудили его. Открыв глаза, он выглянул из-под стола. Какие-то два золотоискателя разговаривали между собой. Они поднялись раньше всех, а возможно, и вовсе не ложились после ночи, проведенной в пути. Они громко выражали свое мнение по поводу совершенной и возмутительной негодности ручья Эльдорадо. Все больше волнуясь, Анс Гендерсон стал шарить в карманах и нащупал договор на участок «24-й Эльдорадо».
А через десять минут кто-то принялся тормошить Хутчину Билла и Кинка Митчелла, которые спали, завернувшись в одеяла. Над ними стоял швед с безумными глазами и тыкал им в нос бумажкой, исписанной каракулями и покрытой кляксами.
– Я думаю взять свои деньги обратно, – бормотал он. – Я думаю взять их обратно.
В глазах у него блестели слезы, в горле клокотали рыдания. Он стоял перед ними, коленопреклоненный, убеждал их, умолял, а слезы так и катились по его щекам. Билл и Кинк не смеялись – не такие уж они были бессердечные люди.
– Первый раз в жизни встречаю человека, который идет на попятный и скулит после заключения сделки, – сказал Билл. – И должен заметить, что это даже как-то странно!
– Вот именно! – сказал Кинк Митчелл. – Купить участок на приисках – все равно что купить лошадь: обратно не продашь.
Изумление их было совершенно искренним. Сами они никогда не позволили бы себе скулить по поводу уже заключенной сделки и поэтому не могли простить подобное малодушие другому.
– Бедный чечако! – пробурчал Хутчину Билл, глядя вслед Ансу Гендерсону, который уныло побрел прочь.
– Но ведь мы еще не дошли до Золотого Дна! – весело напомнил Кинк Митчелл.
К вечеру того же дня, купив на золото Анса Гендерсона по баснословным ценам муки и бекона, они зашагали по кряжу в направлении к ручьям, протекавшим между Клондайком и Индейской рекой.
А через три месяца, в разгар снежной метели, оба возвращались по тому же кряжу и попали на тропу, ведущую к участку «24-й Эльдорадо». Совершенно случайно забрели они сюда. Они и не думали разыскивать свою старую заявку. Из-за снежного бурана ничего нельзя было разглядеть, и только когда они очутились уже на своем бывшем участке, метель немного поутихла, и они увидели отвал, на котором стоял деревянный ворот. Ворот вращал какой-то человек. Они видели, как он поднял ведро с гравием и наклонил его над отвалом. Они увидели также другого человека, который наполнял лоток гравием. Человек этот смутно напомнил им кого-то. У него были длинные руки и волосы цвета соломы. Но только что они стали к нему подходить, как он повернулся, подхватил лоток и стремглав побежал в хижину. Поспешность его была понятна: на нем не было шапки, и хлопья снега падали за шиворот. Билл и Кинк бросились вслед за ним и вошли в хижину. Он стоял у печки на коленях и в кадке с водой промывал лоток.
Он слышал, что кто-то вошел в дом, но был слишком занят и не обратил на них внимания. Они встали позади и смотрели через его плечо. Ловким круговым движением он встряхивал лоток, время от времени останавливаясь, чтобы вытащить самые крупные куски гравия пальцами. Вода в кадке была мутная, и они не могли разглядеть, что было в лотке. Но вдруг человек резким движением поднял из кадки лоток и выплеснул из него воду. На дне показалась желтая гуща, похожая на масло в маслобойке.
Хутчину Билл проглотил слюну. Ему и не снилось, чтобы пробная промывка могла дать столько золота!..
– Неплохой улов, приятель! – сказал он охрипшим голосом. – Сколько тут будет, по-твоему?
Анс Гендерсон отвечал, не поднимая головы:
– Я думаю, будет пятьдесят унций.
– Так ты, должно быть, страшно богат?
Поглощенный извлечением мельчайших крупиц гравия и все еще не поднимая головы, Анс Гендерсон ответил:
– Я думаю, у меня тысяч пятьсот.
– Ого! – сказал Хутчину Билл, и в голосе его слышалось почтение.
– Вот именно, Билл, – ого! – сказал Кинк Митчелл.
Они тихонько вышли из хижины и закрыли за собой дверь.
Батар
(перевод М. Клягиной-Кондратъевой)