Васильевой О. Р., 12 марта 1901 *
3329. О. Р. ВАСИЛЬЕВОЙ
12 марта 1901 г. Ялта.
Многоуважаемая Ольга Родионовна, спешу ответить на Вашу телеграмму *. В Гурзуфе можно жить, там есть недурная (хотя и дорогая, дороже, чем в Ницце) гостиница, хорошая там природа, но — увы! — скучно там, как в закрытом чугунной доскою котле. Впрочем, можно пожить недолго, а потом переехать куда-нибудь в другое место, потом в третье — этак и лето пройдет. Пути сообщения здесь хорошие, завелись и дешевые.
В Гурзуфе недурное купанье. Там у меня есть дача (стоящая 3 тысячи), так вот там великолепное купанье; и я буду брать с Вас по 5 коп. за всякий раз, как только пожелаете выкупаться.
Напишите мне поподробнее, что Вам собственно угодно в Гурзуфе *, т. е. какая дача, сколько комнат — и я с удовольствием отвечу Вам.
Нижайший поклон милой дочке Маше *. Пусть не шалит, а ведет себя прилично, иначе папаша рассердится и, пожалуй, возьмется за розги.
Желаю Вам всего хорошего, крепко жму руку.
Вишневскому А. Л., 12 марта 1901 *
3330. А. Л. ВИШНЕВСКОМУ
12 марта 1901 г. Ялта.
Милый Александр Леонидович, напишите, как Вы себя чувствуете и что новенького вообще. Вы обязаны писать мне длинные письма *, так как Вы мой земляк.
Желаю всего хорошего и крепко жму руку.
На обороте:
Чеховой М. П., 13 марта 1901 *
3331. М. П. ЧЕХОВОЙ
13 марта 1901 г. Ялта.
Милая Маша, ты сердишься, что я не отвечаю на некоторые вопросы, которые ты задаешь в своих письмах; например, насчет сборника на постройку народного дома *. Насчет дома я нарочно не отвечал, полагая, что ты забудешь или что к тебе перестанут приставать; насчет же других вопросов — прости, забыл.
Пока март очень хороший. Тепло, вчера и сегодня дождь. Сажаем деревья. Прошлогодние флоксы взошли, я стараюсь пересадить их в одну группу.
Миша, по-видимому, передумал и остается, только хочет перейти в другой город *. Я написал ему откровенно *свое мнение насчет «Н<ового> в<ремени>», и, по-видимому, моя нотация принесла добрый плод. Нового ничего нет, всё благополучно. Если Бунин уже в Москве, то кланяйся *. Как поживает Иван?
Будь здорова.
Идет дождь. Вечер. Только что поужинали.
На обороте:
Бунину И. А., 14 марта 1901 *
3332. И. А. БУНИНУ
14 марта 1901 г. Ялта.
Курск, Московская ул., д. Исакова — это адрес С. П. Бонье *, милый Иван Алексеевич! Поживаю я недурно, так себе, чувствую старость. Впрочем, хочу жениться. О Вас все мы, Ваши ялтинские знакомые, вспоминаем с большим удовольствием и долго жалели, что Вы от нас уехали. От «Скорпиона» получил корректуру *, но в крайне неряшливом виде, с одной копеечной маркой, так что пришлось штраф платить; публикует «Скорпион» о своей книге тоже неряшливо, выставляя меня первым — и я, прочитав это объявление в «Русск<их> ведом<остях>» *, дал себе клятву больше уже никогда не ведаться ни со скорпионами, ни с крокодилами, ни с ужами.
А когда мы увидимся? После Пасхи, вероятно, приеду в Москву ненадолго, остановлюсь в «Дрездене».
Крепко жму руку, желаю всяких благ.
На обороте:
Книппер О. Л… 16 марта 1901 *
3333. О. Л. КНИППЕР
16 марта 1901 г. Ялта.
Миленькая моя, здравствуй! В Москву я приеду непременно *, но поеду ли в этом году в Швецию, — не знаю. Мне так надоело рыскать, да и здравие мое становится, по-видимому, совсем стариковским — так что ты в моей особе получишь не супруга, а дедушку, кстати сказать. Я теперь целые дни копаюсь в саду, погода чудесная, теплая, всё в цвету, птицы поют, гостей нет, просто не жизнь, а малина. Я литературу совсем бросил, а когда женюсь на тебе, то велю тебе бросить театр и будем вместе жить, как плантаторы. Не хочешь? Ну, ладно, поиграй еще годочков пять, а там видно будет.
Сегодня вдруг получаю «Русского инвалида» *, специально военную газету, и вдруг там рецензия «Трех сестер». Это 56-й номер, от 11 марта. Ничего, хвалит и ошибок с военной стороны не находит.
Пиши мне, моя хорошая дуся, твои письма доставляют мне радость. Ты изменяешь мне *, потому что, как ты пишешь, ты человек и женщина, ну ладно, изменяй, только будь человеком таким хорошим, славным, какая ты есть. Я старичок, нельзя не изменять, это я очень хорошо понимаю, и если я сам изменю тебе как-нибудь нечаянно, то ты извинишь, так как поймешь, что седина в бороду, а бес в ребро. Не так ли?