Дорогой Василий Михайлович, здравствуйте! На адресе, который мне прислали из Москвы* (по поводу «Чайки»), были подписи Ваша и Варвары Алексеевны; с тех пор мне хотелось написать Вам, это желание сидело во мне гвоздем, но я всё никак не мог собраться; мешали и дела, и люди. Переписки у меня очень много, моя комната похожа на почтовое отделение, а люди ходят то и дело; часа нет свободного, хоть беги вон из Ялты.
С тех пор как я не писал Вам, много воды утекло в море и многое изменилось под нашим Зодиаком*. Во-первых, я продался Марксу, как Вам известно, за 75 тыс<яч>. Уже получил 20 тыс<яч>, остальные деньги, по договору, получу в 1900 и 1901 гг. Доход с пьес остается мне и моим наследникам. Денег у меня теперь много, так что Святейший синод разрешил мне проиграть в рулетку 2–3 тысячи.
Во-вторых, прошла длинная, скучная зима, наступила великолепная весна. Светло до боли в глазах, тепло, цветут фиалки и миндаль, у моря ласковый вид. Очень, очень хорошо. В-третьих, здоровье мое, по-видимому, поправилось настолько, что будущую осень и начало зимы я решил провести в Москве, и это мое решение тем более крепко, что мне уже страшно наскучило скитаться по зимам и издали поглядывать на виноград, подобно лисице*, и облизываться. Буду жить в Москве и уезжать в феврале вместе с Вами за границу.
Тут в Ялте Ваши знакомые — Осипов, Елпатьевский, Вукол Лавров. И все они чувствуют себя прекрасно и славословят Ялту. Елпатьевский вчера подмигнул глазом и сказал, что очень возможно, что и Вы приедете в Ялту погостить… Ах, если бы это было возможно! Я был бы Вам
Мне пишут из Ниццы*. Сезон плохой, но больных много, врачи хорошо заработали. Н. И. Юрасов лет 6-10 назад написал драму из жизни ниццких русских и теперь печатает эту драму, читает корректуру и кашляет над ней. Вальтер умоляет отыскать для него какую-нибудь работу в России на летнее время* — работу медицинскую, и я положительно не знаю, что делать, скучает же он по родине, очевидно, в высшей степени. Oelsnitz практикует, Ковалевский в Париже, в Ville franche на станции работают немцы, в Monte-Carlo открылось новое отделение, где нельзя ставить меньше 20 фр<анков>, а в trente-quarante — менее 100. Pension russe* процветает. Английская королева приехала в Ниццу*.
В будущем сезоне в Малом театре, кажется, пойдет моя пьеса*. Я получил письмо от режиссера*, ответил согласием.
Когда будете на Воздвиженке*, то, пожалуйста, поклонитесь Варваре Алексеевне и детям. Желаю им здоровья и всего самого лучшего на свете и шлю им привет.
Напишите мне хоть две строчки: можно ли надеяться, что Вы приедете в Ялту? Крепко жму Вам руку и кланяюсь.
Здесь акад<емик> Кондаков; мы встречаемся каждый день и говорим о Вас.
Белоусову И. А., 8 марта 1899*
2674. И. А. БЕЛОУСОВУ
8 марта 1899 г. Ялта.
Многоуважаемый Иван Алексеевич, большое Вам спасибо за фотографию*, но — увы! увы! — желания Вашего исполнить теперь не могу: у меня нет моей карточки! В апреле в Москве я буду сниматься и тогда пришлю Вам свой портрет*, а пока извините.
Клюкин издал 6 000 экземпляров!!*
Но по какому праву? Впрочем, простите, что я пишу Вам об этом.
Желаю Вам всего хорошего и еще раз благодарю.
8 март.
На обороте:
Суворину А. С., 8 марта 1899*
2675. А. С. СУВОРИНУ
8 марта 1899 г. Ялта.
8 марта.
Отвечаю на Ваши вопросы*. Я переселился из Москвы в Мелихово в 1892 г. На Псле мы жили в 1888 и 1889 гг. Брат Николай умер в 1889. «Дуэль» писал я в Богимове Калужской губ<ернии>, а в Богимове я жил в 1891 г.; помнится, тогда не шли дожди и ждали голода. Первая холера была в 1892 г.
В 1899 г. в марте я получил письмо от величайшего драматурга П. М. Невежина, который просит* меня убедительно, ничего не говоря о нем, рекомендовать Вам артистку Елиз. Ник. Глебову, хотя бы на 75-100 р. в м<еся>ц (Москва, Бронная, д. Гетье, кв. Невежина). Он хвалит ее, я ответил, что напишу Вам* и что за успех своего ходатайства не ручаюсь.
Я привык читать «Temps»* и очень рад, что привык. Теперь до гробовой доски буду читать эту газету.