Том 26, ч.1

Противники А. Смита оставили без внимания его первую, соответствующую сути дела, трактовку и ухватились за вторую, подчеркивая неизбежные здесь противоречия и непоследовательности. Но и тут они облегчили себе полемику тем, что сосредоточили свое внимание на вещественном содержании труда, в особенности на том определении, что труд должен фиксироваться в каком-нибудь более или менее долговечном продукте. Мы сейчас увидим, что именно вызвало особенно сильную полемику.

Предварительно еще одно замечание. А. Смит считает крупной заслугой физиократической системы то ее положение, что

«богатство народов состоит не в непригодных для потребления золоте и серебре, а в пригодных для потребления благах, ежегодно воспроизводимых трудом общества» (том III [французского перевода Гарнье], книга IV, глава 9, стр. 538) [Русский перевод, том II, стр. 223–224].

Здесь перед нами родословная его второго определения производительного труда. Определение прибавочной стоимости зависело, естественно, от той формы, в какой понималась сама стоимость. Поэтому в монетарной и меркантилистской системе прибавочная стоимость выступает как деньги; у физиократов — как продукт земли, как земледельческий продукт; наконец, у А. Смита — как товар вообще. У физиократов, в той мере, в какой они касаются субстанции стоимости, стоимость сводится просто к потребительной стоимости (к материи, к веществу), точно так же, как у меркантилистов она сводится просто к форме стоимости, — к той форме, в которой продукт проявляется как всеобщий общественный труд, как деньги. У А. Смита оба условия товара, потребительная стоимость и меновая стоимость, взяты вместе, и поэтому производительным у него является всякий труд, представленный в какой-либо потребительной стоимости, в полезном продукте. То обстоятельство, что в этом последнем представлен именно производительный труд, уже заключает в себе то, что этот продукт вместе с тем равняется определенному количеству всеобщего общественного труда. В противоположность физиократам А. Смит восстанавливает стоимость продукта как то, что составляет сущность буржуазного богатства; но с другой стороны, он освобождает ее от той чисто фантастической формы — формы золота и серебра, — в которой стоимость представляется меркантилистам. Всякий товар есть an sich^{19} деньги. Нельзя не признать, что А. Смит здесь вместе с тем в большей или меньшей мере возвращается также и к представлению меркантилистов о «долговечности» (фактически — «непригодности для непосредственного потребления») тех или иных продуктов труда. Тут следует вспомнить то место у Петти (см. мой выпуск I, стр. 109[63], где цитируется «Political Arithmetick» Петти), где богатство оценивается в соответствии с тем, насколько оно является непреходящим, более или менее долговечным, и где, в конце концов, выше всего ставятся золото и серебро как «непреходящее богатство».

«Ограничив область богатства», — говорит А. Бланки, — «исключительно теми ценностями, которые фиксированы в материальных субстанциях, Смит вычеркнул из книги производства все безграничное множество нематериальных ценностей, дочерей духовного капитала цивилизованных наций» и т. д. («Histoire de l'economie politique», Bruxelles, 1839, стр. 152). 

[5) Процесс вульгаризации буржуазной политической экономии в вопросе о производительном труде]

Полемику против выдвинутого А. Смитом различения между производительным и непроизводительным трудом вели преимущественно dii minorum gentium^{20} (среди которых Шторх еще самый выдающийся); этой полемики мы не находим ни у одного из значительных экономистов, [315] ни у кого, о ком можно было бы сказать, что он сделал какое-нибудь открытие в политической экономии; но зато она является коньком для второразрядной братии, в особенности же для пропитанных менторским духом компиляторов и составителей компендиумов, а также для пишущих на беллетристический манер дилетантов и вульгаризаторов в данной области. Эта полемика против Адама Смита была вызвана главным образом следующими обстоятельствами.