Том 23

Половина, ⁶⁰/₁₂₅, из числа обследованных промышленных рабочих совершенно не потребляли пива, 28 % — молока. Среднее еженедельное количество жидких пищевых продуктов колебалось от 7 унций на семью у швей до 24³/₄ унции у чулочников. Большую часть тех, кто совершенно не потреблял молока, составляли лондонские швеи. Количество еженедельно потребляемого хлеба колебалось от 7³/₄ ф. у швей до 11¹/₄ ф. у сапожников и в среднем составляло 9,9 ф. в неделю на одного взрослого. Количество сахара (сиропа и т. д.) колебалось от 4 унций в неделю у производителей кожаных перчаток до 11 унций у чулочников; среднее еженедельное количество для всех категорий — 8 унций на одного взрослого. Общая средняя цифра еженедельного потребления масла (жира и т. д.) — 5 унций на одного взрослого. Среднее еженедельное количество мяса (сала и т. д.) колебалось, при расчете на одного взрослого, от 7¹/₄, унции у шелкоткачей до 18¹/₄ унции у производителей кожаных перчаток; в среднем для различных категорий 13,6 унции. Еженедельный расход на питание взрослого выразился в следующих средних числах: шелкоткачи — 2 шилл. 2¹/₂ пенса, швеи — 2 шилл. 7 пенсов, производители кожаных перчаток — 2 шилл. 9¹/₂ пенсов, сапожники — 2 шилл. 7³/₄ пенса, чулочники — 2 шилл. 6¹/₄ пенса. Для шелкоткачей Маклсфилда средний расход составил только 1 шилл. 8¹/₂ пенсов в неделю. Наиболее плохо питающимися категориями были швеи, шелкоткачи и производители кожаных перчаток^{938}.

В своем общем санитарном отчете д-р Саймон так говорит об этих условиях питания:

«Всякий, кто знаком с медицинской практикой среди бедных или с пациентами больницы, стационарными или приходящими, подтвердит, что в многочисленных случаях недостаток питания порождает или обостряет болезни… Но с санитарной точки зрения сюда присоединяется еще одно очень важное обстоятельство… Следует вспомнить, что значительное ухудшение питания становится фактом лишь после упорного противодействия и что, как правило, оно следует за другими предшествующими лишениями. Задолго до того, как недостаток питания окажет свое действие на здоровье, задолго до того, как физиолог начнет взвешивать те граны азота и углерода, между которыми колеблется жизнь и голодная смерть, — задолго до этого в домашнем быту исчезают все материальные удобства. Одежда и отопление становятся еще более скудными, чем пища. Нет достаточной защиты от суровой погоды; жилищная теснота доходит до такой степени, что становится причиной болезней или их обострения; домашняя утварь и мебель почти отсутствуют; даже поддержание чистоты становится слишком дорогим или затруднительным. Если еще из чувства собственного достоинства и делаются попытки поддержать ее, то всякая такая попытка ведет к новым мукам голода. Жилища отыскивают там, где они самые дешевые, в таких кварталах, где предписания санитарной полиции дают наименьшие результаты, где самые отвратительные стоки, самое плохое сообщение, больше всего нечистот, самое жалкое или плохое водоснабжение и, поскольку это касается городов, самый большой недостаток света и воздуха. Таковы опасности для здоровья, которым неминуемо подвергается беднота, если ее бедность сопряжена с недостаточным питанием. Если сумма этих зол имеет страшное значение для жизни, то одна недостаточность питания ужасна уже сама по себе… Это наводит на грустные размышления, особенно если вспомнить, что бедность, о которой идет речь, вовсе не является заслуженным результатом праздности. Это — бедность рабочих. Ведь труд, ценой которого городские рабочие покупают это скудное количество пищи, в большинстве случаев удлиняется свыше всякой меры, и, однако, лишь в очень условном смысле можно сказать, что труд этот дает рабочему возможность поддерживать свое существование… В общем это номинальное поддержание своего существования представляет собой лишь более короткий или более длинный окольный путь к пауперизму»^{939}.