Читаем Том 2: Театр полностью

А вечером мы сели с вами в почтовую карету, и наконец мы здесь. Садимся ужинать. Мы больше не король и королева — мы любящая пара. Даже не верится. В карете я все время повторяла: «Нет, это невозможно. Мы никогда не будем одни». (Гроза бушует.) Ну а теперь, Фридрих, поскольку вы спокойно пьете и едите, смеетесь, поскольку с нами нет эрцгерцогини и она не может мне этого запретить, я погадаю вам на картах. Когда мы ездили на охоту, иногда мы тайком заходили к цыганкам. Ты помнишь?.. Я тогда и научилась… Ты уводил меня на чердак дворца, чтобы никто нам не смог помешать… (Встает из-за стола и идет за колодой карт, которая лежит на камине. Берет колоду, тасует.) Сними. (Кладет колоду на стол и делает так, будто это король снял. Потом садится и раскладывает карты веером.) Полная колода. (Пробиваясь сквозь шум грозы, вдали раздается выстрел, за ним другой, третий. Королева поднимает голову и замирает.) Надо же, и тут хлопушки. Здесь, в Кранце. Стреляют, Фридрих, стреляют. Ну что у нас тут? (Раскладывает веером всю колоду.) Конечно, все одно и то же. Можно тасовать и перетасовывать, карты упрямо говорят одно и то же. Упрямо. У меня — черный веер, и я им закрываю лицо. У судьбы — черно-красный, и она им лицо свое открывает. И выражение того лица не меняется. Смотри, Фридрих. Ты, я, предатели, деньга, хлопоты, смерть. Гадаем мы в деревне, гадаем мы на чердаке или в Кранце, карты говорят нам только то, что мы и так знаем. (Пересчитывает пальцем.) Один, два, три, четыре, пять — дама. Один, два, три, четыре, пять — король. Один, два, три, четыре, пять… (Снова раздаются выстрелы.) Послушай Фридрих… (Вновь принимается считать.) Один, два, три, четыре, пять… Злая женщина… ты ее узнаешь?.. Один, два, три, четыре, пять… брюнетка, молодая — Эдит фон Берг — один, два, три, четыре, пять — денежные хлопоты. (Смеется.) Это все твой разорительный театр да мои ненавистные замки. Один, два, три, четыре, пять — злой человек. Привет вам, граф Фён, вы всегда тут как тут. Один, два, три, четыре, пять — смерть. Один, два, три, четыре, пять. (Стрельбы приближаются. Королева замирает, подняв указательный палец. Смотрит в окно. Снова начинает считать.) Один, два, три, четыре, пять. А вот и юноша блондин, который нас когда-то так заинтриговал. Кто это, Фридрих? Хотела бы я знать… Один, два, три, четы ре, пять…

Сверкает молния и раздается мощный раскат грома. Яркая вспышка. Внезапно над парапетом балкона возникает тень человека, который переваливается через перила, падает, встает и появляется в проеме балконных дверей. Это молодой человек, точная копия короля, каким тот изображен на портрете, на нем одежда горца, он весь промок, и вид у него загнанный. Правое колено испачкано кровью.

Сцена 4
Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги