Читаем Том 2: Театр полностью

Эта спальня довольно просторна. Середину ее занимает кровать с балдахином. Справа наискосок — высокое открытое окно, выходящее в парк. Через него смутно виднеются верхушки деревьев. Слева наискосок — огромный портрет короля и горящий камин. Его пламя заставляет предметы отбрасывать причудливые тени. Сейчас ночь. Грозовая ночь: сверкают молнии, но грома не слышно. Канделябры. Горят свечи — другого света королева не выносит. На первом плане, недалеко от камина стоит небольшой стол, покрытый скатертью — единственное белое пятно среди пляшущих теней, полумрака, отблесков огня и вспышек молний. На столе — легкий ужин: бутылка вина в ведерке со льдом, козий сыр, мед, фрукты и крестьянские пироги, скрученные вензелями. На столе же — серебряный канделябр, свет его падает только на скатерть. Два прибора — один напротив другого — и два пустых кресла. Маленькая потайная дверь, замаскированная портретом короля, выходит в коридор, по которому королева обычно проникает в свои покои. На первом плане справа — двустворчатая дверь. При открытии занавеса Эдит фон Берг, чтица королевы, собирается поставить на стол канделябр. Феликс, герцог Вилленштейн, подкладывает полено в огонь. На Эдит вечернее платье, в руке ее канделябр. Феликс в придворном мундире.

Сцена 1

Эдит. Феликс, вы очень неловки.

Феликс (стоит вполоборота, в руке у него полено). Спасибо.

Эдит. Итак, вы даже неспособны положить как следует полено в камин?

Феликс. Я не решался положить его в огонь, потому что не был уверен, что камин стоило разжигать. Гроза идет. Очень душно.

Эдит. Ваше мнение никого не интересует. Оставьте его при себе и бросьте полено в огонь. Королева любит смотреть на огонь. Она любит огонь и открытые окна.

Феликс. На ее месте я приказал бы закрыть окна и не велел бы разжигать огня. Сквозь открытые окна горящий камин привлекает мошкару и летучих мышей.

Эдит. Королева любит мошкару и летучих мышей. А вы любите королеву, Феликс?

Феликс (роняет полено и выпрямляется). Что?

Эдит. Что с вами? Я спросила, любите ли вы королеву и любите ли вы ей подчиняться, или же вы предпочитаете следовать вашим собственным вкусам и еще ей их навязывать?

Феликс. Стоит вам открыть рот, как вы произносите нечто для меня неприятное.

Эдит. Вы сами в этом виноваты, мой дорогой Феликс.

Феликс. Скажите тогда, что я должен делать, чтобы вам понравиться?

Эдит. Ничего.

Феликс. Нет, скажите. Очень любопытно было бы знать.

Эдит. Исполнять свои обязанности.

Феликс. Ах, вот оно как! Что же, я совершил ошибку?

Эдит. Вы совершаете ошибку за ошибкой, и ваша неловкость переходит всякие границы. Вы даже не понимаете, что делаете. Всякий раз вы будто заново открываете для себя придворный этикет и церемониал.

Феликс. Ее Величество охотно пренебрегает этикетом и церемониалом.

Эдит. Именно поэтому ее свекровь эрцгерцогиня обязала меня следить за повсеместным и неуклонным их соблюдением.

Феликс. Вы служите королеве волею эрцгерцогини. Я служу королеве волею короля.

Эдит. Король умер, любезный мой Феликс, а эрцгерцогиня жива. И вам не следует этого забывать. (Пауза. Кивает.) Кресла.

Феликс. Что, кресла? (Эдит пожимает плечами.) Ах! Ну конечно!.. (Отодвигает каждое из кресел чуть дальше от стола.)

Эдит. Канделябр…

Феликс. Какой канделябр?

Эдит. Должна ли я вам напоминать, что только герцог может притронуться к столу королевы, если королева ужинает в своей спальне. Вы изволили поставить один канделябр. Где другой?

Феликс (ищет повсюду взглядом). Как же я глуп!

Эдит. Вы сами это сказали… Феликс!

Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги