Читаем Том 2: Театр полностью

Королева, незамеченная, входит в правую дверь; она очень бледна. Слушает.

Мерлин. Галахад не может идти по ложному следу. Если он признает, что поход нужен, признайте и вы. Нашим героям необходимо размяться. Вы же слышали Ланселота и Саграмура. Гавейн покрыл себя славой.

Король. Я рад, правда, очень рад.

Королева. Есть чему.

Артур и Мерлин разом оборачиваются. Королева подходит и встает между ними.

Король. Мадам!

Королева. Есть чему радоваться. Вы рады, очень рады, Артур, и вы посылаете Гавейна на погибель.

Король. Что вы говорите?

Королева. Что вы рады, очень рады, и что вы позволяете Гавейну, жениху Бландины, и Саграмуру, вашему сыну, очертя голову кинуться в самую ужасную ловушку, какую когда-либо расставляли для юношей злые силы.

Король. Но раз Галахад…

Королева. Рыцарю Галахаду предназначено судьбой побеждать и торжествовать над любыми кознями. Он вам это доказал. А наши? Кто подсунул им этот загробный голос, как сыр в крысоловку, кто, я вас спрашиваю? И вы, отец, вы, властелин, позволяете Гавейну, позволяете Саграмуру…

Король. Мадам! Вы все про Гавейна да Саграмура. Но Ланселот уже в том возрасте, когда человек знает, что он делает. Мерлин! не он ли был самым неистовым из всех?

Королева хватает Мерлина за локоть.

Королева. Говорите, Мерлин. Не оставайтесь безучастным. Вы-то, вы ведь знаете, что эти поиски только и приведут, что к неудаче и горю. Если они выступят сегодня вечером, мы их больше не увидим.

Мерлин. Что делать, мадам? Конечно, ваше влияние могло удержать рыцаря Ланселота. Но теперь уже поздно. Он счел бы бесчестьем для себя отказаться отданного слова.

Король. Гиневра! Мерлин! Ох… вы мне представили все в таком свете, что мне становится страшно. Да, вы правы, тысячу раз правы. Меня было заразил их энтузиазм. Веселая суматоха сборов застила мне мертвенное безмолвие опустевшего замка. Только сейчас глаза мои открылись, и я вижу все так, как есть. Гиневра! Гиневра! Вы вложили мне в душу великую боль.

Королева. Не надо жаловаться, надо действовать.

Мерлин. Прежде всего, вы можете запретить вашему сыну участвовать в походе.

Королева. Он зачахнет… он взбунтуется… а Гавейн…

Мерлин. И Ланселот…

Королева (быстро). Ланселот…

Король. Ланселот, опять-таки, — другое дело. Приключения — его стихия. Сидя дома, он чахнет.

Королева. Вы с ума сошли? Ланселот создан для блистательных турниров и благородных подвигов. Представить его в этой гнусной каше, в этом лабиринте красивых колдуний, которые заманивают к себе, и бесплодных поединков… Нет, нет, это невозможно! Надо остановить их любой ценой.

Король. Бедная моя голова идет кругом. Посоветуйте мне что-нибудь.

Королева (Мерлину). Вы!

Мерлин. Я, кажется, вижу одно средство.

Королева. Благодарение Богу.

Король. Какое?

Мерлин. Поскольку важно остановить их без их ведома…

Королева. Спасите нас, Мерлин. Спасите его… (спохватывается) их!

Мерлин. Но действовать надо, не теряя ни секунды, и я должен располагать неограниченными полномочиями.

Король. Неограниченными.

Королева. Скорее, скорее…

Мерлин. Я остановлю их.

Королева. Но если они выступят?

Мерлин. Позвольте им выступить. Угодно Вашему Величеству, чтоб я взял все на себя, или нет?

Королева. Простите.

Мерлин. Итак, дайте им выступить. Прикажите, чтоб я сопровождал их до первой стоянки, и пусть королева назначит место этой стоянки: Черный Замок.

Король. Черный Замок? Бывший замок Клингсора? Но это же развалины, где живут одни летучие мыши.

Мерлин. Вы предоставили мне полномочия?

Королева. Артур, вы невыносимы. Предоставьте ему действовать. Местом первой стоянки будет Черный Замок.

Мерлин (кланяется). Остальное — моя забота. Главное, что требуется от вас, сир, — препоручить мне Гавейна. Я буду с ним неотступно.

Король. Немного отлегло от сердца. Спасибо вам.

Мерлин. Ну что вы, что вы. Королеве и вам надо будет подняться на самый верх башни. Машите платками из окна и ни под каким видом не спускайтесь.

Король. Мерлин, я сгораю от желания узнать ваши планы.

Королева. Артур, Артур, не раздражайте его. Доверьтесь ему.

Мерлин. И никаких слез, или ровно в пределах необходимого. Притворяйтесь, что разделяете всеобщий энтузиазм. Ступайте, мадам, помогите Бландине достойно принять гостя, сделайте надежную перевязку Саграмуру и оживите своим присутствием последние приготовления к походу. (Тихо, королеве.) Ступайте, прикрепите ваш правый рукав к доспехам сэра Ланселота.

Королева (также). Просите у меня, чего хотите, отказа не будет. (Громко.) Я буду ждать вас. (Выходит.)

Перейти на страницу:

Все книги серии Жан Кокто. Сочинения в трех томах с рисунками автора

Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии
Том 1: Проза. Поэзия. Сценарии

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.В первый том вошли три крупных поэтических произведения Кокто «Роспев», «Ангел Эртебиз» и «Распятие», а также лирика, собранная из разных его поэтических сборников. Проза представлена тремя произведениями, которые лишь условно можно причислить к жанру романа, произведениями очень автобиографическими и «личными» и в то же время точно рисующими время и бесконечное одиночество поэта в мире грубой и жестокой реальности. Это «Двойной шпагат», «Ужасные дети» и «Белая книга». В этот же том вошли три киноромана Кокто; переведены на русский язык впервые.

Жан Кокто

Поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия
Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]
Том 3: Эссеистика [Трудность бытия. Опиум. Дневник незнакомца]

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги