Том 2. Рассказы и фельетоны

Но нэп порождал и быстрый рост нуворишей, резкое расслоение населения на вечно голодных, к которым принадлежал и Булгаков, и на взлелеянных частным предпринимательством, а порой и процветавшим казнокрадством богачей, миллионеров и триллионеров, чье сытое самодовольство становилось особенно оскорбительным на фоне нищеты остальных. На пустом месте возникали и лопались тресты, а их вчерашние руководители, сорвав куш, исчезали в неизвестном направлении или оказывались на скамье подсудимых; повсюду распространились протекционизм и взяточничество. Этот новый и странный мир был глубоко чужд Булгакову, вызывая откровенный сарказм. На страницах его корреспонденций появляются образы «буржуев и несимпатичных», во многом родственных Василию Ивановичу Лисовичу из «Белой гвардии». Наиболее яркий общественный портрет современных дельцов создан Булгаковым в рассказе «Похождения Чичикова», опубликованном в «Литературном приложении» к «Накануне».

Несмотря на признаки возрождающегося порядка, оставалась реальность — коммунальные квартиры с разливанными самогонными озерами и хамством квартхозов, этих мелких бесов бюрократии 20-х годов, вечная погоня за грошовыми заработками, душевный дискомфорт. Все это тоже отразилось в булгаковских рассказах и фельетонах из «Накануне» («Псалом», «Самогонное озеро», «Москва 20-х годов» и др.). Отдельные материалы касались политических событий, а точнее, откликов на них населения («Бенефис лорда Керзона») или нашумевших уголовных процессов («Комаровское дело»).

Чрезвычайно важно отметить, что рассказы и фельетоны Булгакова, публиковавшиеся в разных изданиях, взаимосвязаны и включены в общий контекст творчества писателя. Так, фельетоны «Золотые документы (из моей коллекции)» и «Самоцветный быт», публиковавшиеся в «Накануне», происхождением своим явно обязаны работе Булгакова в «Гудке». Очевидно, что в их основе лежат письма рабкоров с мест, которые в изобилии были в распоряжении Булгакова.

В рассказах и фельетонах из «Накануне» нередко встречаются образы, интонации, ритмические структуры из серьезной прозы писателя. Так, скажем, в «Столице в блокноте» на миг появляется инфернальный мотив «Мастера и Маргариты»: «Никакого взрыва не последовало, но за спиной молодого человека, без всякого сигнала с его стороны (большевистские фокусы!) из воздуха соткался милиционер», а в «Москве 20-х годов» промелькнул и «кошмар в пиджаке и полосатых подштанниках», напоминающий о бреде Турбина («Белая гвардия»); к той же «Белой гвардии» отсылают начальные строки очерка «Киев-город», причем не столько дословным, сколько ритмическим и образным совпадением [17]. И уж совершенно ясна связь между рассказом «Багровый остров» и позднейшей одноименной пьесой [18].

Много параллелей между московскими фельетонами и романом «Мастер и Маргарита» отмечают исследователи творчества писателя.

Образ «нехорошей квартиры», возникающий в фельетонах 20-х годов «Самогонное озеро», «Три вида свинства» и др., впоследствии получает развитие в «Мастере и Маргарите».

Сначала Булгаков поселил там Степу Лиходеева и Берлиоза, а затем и Воланда со свитой. Аннушка, уничтожившая дом-рабкоммуну, в последнем романе писателя становится невольной соучастницей убийства Берлиоза. О квартхозе Василии Ивановиче напоминают и председатель домкома Швондер («Собачье сердце»), и Бунша-Корецкий («Иван Васильевич»), и председатель жилтоварищества Никанор Иванович Босой.

И все же сами издания, в которых печатался Булгаков, очень отличались друг от друга, что не могло не отразиться на стиле, тональности и жанровых особенностях его произведений.

Как известно, «Гудок» в 20-е годы был не просто центральной газетой советских железнодорожников, но и поистине уникальным изданием, объединившим таких авторов, как И. Ильф и Е. Петров, Л. Саянский (Л. В. Попов), В. Катаев, Ю. Олеша. Именно в эту редакцию и привел А. Эрлих нуждавшегося в постоянном заработке Михаила Булгакова. Начав с должности обработчика, или, иначе, литправщика, Булгаков уже к осени 1923 года стал фельетонистом, помещая порой 4–5 материалов в месяц. Поскольку читатели «Гудка» жили в Советской России и, разумеется, знали о том, что происходит вокруг, то и нуждались они не столько в бытовом очерке повествовательно-информативного характера, сколько в быстром, оперативном отклике на конкретные события.

В связи с этим редакция «Гудка» широко привлекала к сотрудничеству железнодорожников, работающих на местах и хорошо осведомленных о жизни и быте своих коллег. В их задачу входило регулярно сообщать в «Гудок» обо всем, что требовало быстрой и действенной реакции. Как правило, эти сообщения в 2—3 строчки помещались на четвертой полосе газеты, но нередко занимали и 2—3 страницы. Вместо фамилий под ними указывался псевдоним рабкора, например — «Клевак», «Гвоздь», «Магнит», или даже его номер: «Рабкор № 1710» и т. д.