Том 2. Повести

Колоши проявил себя жизнеспособным политиком, ибо умел обходиться и с избирателями и с министрами. Что касается самого законодательства, то, вероятно, он в нем не разбирался, что, впрочем, несущественно. Да в конечном итоге законодательная практика не так уж сложна. Вынесение законов таково, что их, пожалуй, и не выносят. Это «вынесение законов» чем-то напоминает перочинный ножик. Его называют перочинным, но режут и обстругивают им все на свете, кроме перьев. А перья делают на фабриках.

Итак, Колоши стал тоже видным депутатом парламента и однажды, спустя несколько лет, посетил свой избирательный округ; вернее, он посещал его и по другим случаям, но я говорю только об этом одном посещении. Он сопровождал его превосходительство министра торговли, который имел намерение открыть в городе какую-то школу по плетению корзин.

Их принимали парадно, с большой помпой: юные девушки в белых платьях, триумфальная арка, пальба из мортир и фейерверк. Последнее имело наибольшую ценность: около огней фейерверка можно было хоть погреться, так как въезд высоких гостей в город происходил морозным зимним днем. Большая часть населения города вышла на вокзал: молодые и старые, женщины и дети, что совсем не удивительно, ибо в этом городе впервые появлялся живой министр.

Было все, чему надлежит быть в таких случаях: приветственная речь и ответ на нее, шумные здравицы. Министр уселся в экипаж, запряженный четверкой украшенных бантами лошадей, затем от эскорта отделилась знакомая фигура депутата. (Эх, как сильно сдал и постарел этот достойный господин!) Несколько голосов начало выкрикивать: «Да здравствует Ференц Колоши!»

Устроители побежали за вторым экипажем, в котором должен был занять место господин депутат — как видно, произошла какая-то заминка. В этот момент из-за кордона, образованного полицией, буквально в мгновенье ока решительно вышел мальчик лет семи, красивый и темноволосый, со смелым лицом и большими сверкающими черными глазами, в остроконечной барашковой шапке, сдвинутой набекрень. Он вышел на площадку, где стоял депутат, и бросил снежком в грудь его благородия.

За это покушение его тут же схватили за шиворот сразу трое полицейских. Ай-яй-яй, такой-сякой молокосос! Ишь ты, чего придумал, какая дерзость! Некоторые принялись смеяться, глядя на эту сцену, что, по-видимому, пришлось не по душе отцу отечества. Однако, чтобы не показаться мелким, он притворно засмеялся добродушным смешком и сам освободил ребенка из лап разъяренных устроителей, хотя мальчуган успел уже несколько раз пнуть их ногой.

— Не трогайте его, прошу вас, — весело проговорил он. — Мы живем в свободной стране. Каждый может выражать свои симпатии и антипатии. Ну, малец, за что ты сердишься на меня? Скажи мне смело!

— Я за то сержусь на тебя, — дерзко ответил мальчик, — что ты плохо обошелся с моей мамой.

— Молодчина! Храбрец! — загремела толпа, ободряя симпатичного мальчугана.

Колоши улыбнулся, сделав вид, что ему нравится вся эта история, хотя он чувствовал, что увязает все больше и больше и что не стоит пускаться в дальнейшие расспросы, ибо не исключено, что в бытность свою директором местного банка он совершил какую-нибудь несправедливость по отношению к матери этого ребенка, и тот сейчас платит ему за это.

— Черт возьми, ну и пострел! — проговорил он, потрепав мальчугана за пухлую румяную щечку. — А чей же ты сын?

— Твой, — ответил мальчик, гордо выпятив грудь. Последовала неописуемая сцена. Старухи девяти поколений будут рассказывать о ней. Колоши побледнел, потом покраснел, как паприка. Он почувствовал головокружение, к которому примешивалось какое-то острое сладостное ощущение. В толпе, подобно шквалу, бушевал ропот одобрения. Все заговорили, зашумели, все ликовали, вставали на цыпочки, вытягивали шеи; женщины махали своими кружевными платочками. Можно было разобрать лишь отдельные слова: «Благородный ребенок!», «Внук старого Апро!» В эту минуту подкатил и экипаж. Все глаза впились в Колоши — что-то сейчас произойдет? Какая-то удивительная, напряженная тишина пришла на смену гулу. Казалось, даже сердца перестали биться. Догадается ли он, что надо делать?

И тогда депутат наклонился, поцеловал ребенка, поднял его и посадил в экипаж.

— Я отвезу тебя, проказник, к твоей матери. Знаю, что тебе попадет от нее.

Проговорив это, он сам сел рядом с ним. Четверка горячих лошадей тронулась вслед за экипажем министра; ликование толпы словно окончательно освобожденное от сдерживавших его оков забушевало с такой силой, что задрожали соседние здания, а воздух подхватил его и понес на своих волнах по направлению к городу.

Колоши действительно отвез ребенка к матери, которая как раз стояла на улице и была прекраснее, чем когда-либо, со своим печальным кротким лицом и изящной хрупкой фигурой. Они прошли ненадолго в комнату, но о чем говорили, как говорили, — тому свидетелей не было.

Только почтеннейший Апро, сидя в тот же вечер в «Гражданском кружке», похвалялся, что сегодня у него был господин депутат и попросил руки его дочери; при этом он сказал только загадочно: