Том 2. Повести

— Разбойники Круди, ваше сиятельство, — сказал один из парней, признавший Балашшу. — Вломились сюда вчера вечером, посбивали нас с ног, раздели и на наших глазах вырядились жандармами!

— Гм, вы хорошо отделались! Видно, порядочные они люди, — не спалили вас вместе с домом. А где же хозяйка?

— Тоже связанная сидит где-то в кладовке!

— А подпоручик?

— Здесь я, сударь, — донесся жалобный голос из-под лежанки. Вот куда засунули меня трусливые негодяи!

Балашша разрезал путы, после чего жандармы извлекли из-под кровати настоящего подпоручика Шершинского, который, представившись барону, тотчас же принялся жаловаться и пространно хвастать, какой у него был великолепный план захвата сразу всей банды. Если бы ему только не помешали… А теперь как ему выйти отсюда без платья? Ах, язычники, ах, варвары! И как грубо обошелся с жандармами негодяй Круди!

— Но ничего, — грозил офицер, — пусть он только попадется мне в руки. Спущу с него шкуру, выделаю у Крапецкого (есть такой перчаточный мастер во Львове) и сошью себе охотничью куртку или, по крайней мере, жилетку!

Тут подпоручик печально оглядел себя:

— Какой ужас! Снять офицерский мундир с меня, Шершинского, предки которого были когда-то королями. Aber nur kurze Zeit, liber Baron![78]

1901

КТО КОГО ОБСКАЧЕТ

 Перевод О. Громова

Уже само название показывает, что я увлеку своих читателей в Трансильванию. И к тому же в один из самых крупных ее городов, где проживает Иштван Апро.

Почтеннейший Иштван Апро — не какой-нибудь прославленный в истории витязь давних времен (таких охотно извлекают на свет божий писатели), а самый обыкновенный сапожных дел мастер наших дней (он и поныне еще живет и тачает сапоги), — такой, каких в Мишкольце, по крайней мере, сотня. Если бы речь шла только о сапогах, то, разумеется, не стоило бы утомлять читателя; однако господин Апро получил известность главным образом благодаря своей дочери — девице Каталине.

Я не хочу этим сказать, что в своей профессии он не был превосходным мастером, поскольку он, надо думать, хорошо делал наружное облачение для людских ног; его лавка на Главной, площади, против харчевни «Король Матяш», посещалась многими, причем в числе заказчиков Апро были самые влиятельные люди города.

Более того: честолюбивые замыслы мастера как раз в этой области простирались особенно далеко, подогревая его фантазию и давая пищу для напряженных раздумий. Когда в 1891 году на его бахче, которой он дал название «Змеиное гнездо», уродились на удивление всем в городе огромного размера арбузы, Апро выбрал самый большой из них и захватил с собой в Карлсбад (его уже в третий раз посылал туда городской врач Пал Прибли для лечения печени) — в знак почтения и уважения к тамошнему королю сапожников Маннль-Хейну.

Живописная, наверное, была сцена, когда его милость господин Апро в праздничном костюме появился с огромным арбузом в известной мастерской Маннль-Хейна «Хунгария», расположенной против Шлоссбруна *, и, представившись, вручил сей оригинальный подарок, чудо природы, немцу с мохнатыми, как у Ференца Деака, бровями, — немцу, который благодаря своему мастерству стал такой знаменитостью, что приводил в изумление даже государей.

Очевидцы рассказывают (поскольку почтеннейшего Апро сопровождал его шурин, Габор Бизете, тоже сапожник, с зятем), что оба сапожных дел мастера во время церемонии передачи арбуза не отрываясь смотрели друг другу на ноги, украдкой, на глаз снимая с них мерки.

Конечно, тогда-то никому это и в голову не приходило. Их намерения выяснились только позднее, спустя несколько недель, когда Маннль-Хейн прислал в подарок нашему господину Апро пару ботинок из кожи горной серны, получив вскоре и от него ответный дар.

Присланные ботинки обоим пришлись на диво впору и были столь удобны, что Маннль-Хейн, надев их, якобы даже воскликнул:

— Tausend Crucifix![79] Вот это мастер! За всю свою жизнь я не носил такой удобной обуви!

Ясно, что в следующем сезоне господин Иштван Апро щеголял по улицам Карлсбада в ботинках Маннль-Хейна, а тот — в ботинках, сшитых Иштваном Апро. Так поступают учтивые государи, облачаясь каждый в мундиры, принятые при дворе другого.

Словом, если при всем при этом известность пришла к Иштвану Апро не благодаря его сапогам, то его вины тут нет; это свидетельствует лишь о низком уровне развития нации. Венгры недостаточно еще разбираются в нюансах, нет у них чутья на нюансы, нет чувства формы. Они замечают только существенные отклонения и расхождения, знают, например, такие сорта кожи, как шевро, сафьян, хром, шагрень, но какие чудеса можно сотворить из них с помощью колодки, ножа, шила, иглы, дратвы, молотка, гвоздей и души сапожного мастера (ибо он душу вкладывает в тачаемую им обувь), — об этом у моих соотечественников нет ни малейшего представления.