— А после этого где вы были, ваше сиятельство?
— После полудня и вечером — в рашкинском замке.
— Что вы там делали?
— Ну, что? Веселился. Однако, мне кажется, господин следователь, ваши вопросы начинают выходить из официального русла!
— Отнюдь нет! Уверяю вас, ваше сиятельство, что я задал их не из желания поважничать перед вами. Вопросы могут показаться вам странными, но они, meine Seel[69], право же, необходимы.
Глаза его сверкали из-под очков, чело сияло, а шея горделиво вылезла из воротника.
— Хорошо, сударь! Спрашивайте все, что вам будет угодно.
— Итак, господин барон, вы изволили веселиться. С кем?
— У меня был цыган Гилаго. Он играл мне на скрипке.
— О, он отличный музыкант, этот плут Гилаго! — заметил губернатор, погрузившись в воспоминания. — А вы, Стефанович, слышали его?
— Нет, еще нет, — с презрительной гримасой отвечал судья. — Я не высокого мнения о музыке вообще. (Nota bene[70]. Спевак был музыкант-любитель.) Музыка — это ловкость рук. А я не высоко ставлю ремесло и вообще всякий ручной труд.
Спевак, пронзив взглядом Стефановича, продолжал допрос.
— Итак, у вас были цыгане. А где находилось ваше оружие в это время?
— В моей охотничьей сумке.
— А сумка?
— Висела на вешалке.
— Никто не притрагивался к ней?
— Никто.
— Вы все время оставались в комнате?
— Все время.
— Не может быть!
— Если я говорю, значит, так и есть…
— Когда же ушли от вас цыгане?
— Поздно вечером.
— Что вы делали после их ухода?
— Спал до рассвета.
— Один?
— Один.
— Никто не входил к вам в комнату, пока вы спали?
— Не думаю…
— Значит, вы не уверены в этом?
— Спящий человек не может знать наверное. Однако погодите-ка! — Балашша задумался. — Действительно я, по-видимому, не все время один был в комнате. Когда я проснулся, то увидел, что кто-то подложил мне под голову подушку.
— Кто мог это сделать?
— В замке есть одна девушка. Только она одна могла это сделать.
— Девушка? Гм. Ищи женщину! И на каких же ролях она там в замке?
— Не понимаю, — слегка смутившись, пробормотал Балашша.
— В качестве кого она служит у вас?
Капи-Капивари покачал головой:
— Эх, Спевак, Спевак, какая дьявольская бестактность.
— Девица эта прежде была, так сказать, артисткой… А теперь стала вполне светская дама. Она присматривает за замком, составляет мне компанию, беседует со мной, когда я наведываюсь туда.
— Одним словом, компаньонка, — с непоколебимой серьезностью продолжал расспрашивать следователь. — Фамилия, имя?
— Мария Шрамм.
— Какого она поведения?
Капи снова заскрежетал зубами:
— Право, Спевак, это уж слишком!
— Простите, ваше превосходительство, но нужно же мне знать хоть что-нибудь об этой женщине, прежде чем я отдам приказ об ее аресте.
Балашша даже пошатнулся от неожиданности и заметно изменился в лице.
— Как, вы хотите арестовать ее? — вскричал он взволнованно. — За что же?
— За соучастие в ограблении.
— Полегче, Спевак! — нахмурив мохнатые брови, предупредил следователя губернатор.
Тут уж и Спевак вышел из себя:
— Ну, что там «полегче»? Причастность ее бесспорна.
— И следователь с торжествующей улыбкой протянул Балашше пистолет. — Вот, полюбуйтесь! В оба пороховые канальца вставлены и обломлены кончики булавки, так, чтобы пистолет не мог выстрелить. Так-то, господин барон! Эта самая дамочка и лишила вас возможности защищаться. Следовательно, надо полагать, она загодя знала о готовящемся на вас нападении!
Повелитель Кеккё вскрикнул, как ужаленный в сердце:
— Ах, змея!
Вся кровь бросилась ему в голову, он зашатался, будто раненый тигр; пистолет выпал из нервно задрожавших рук и с грохотом полетел на пол.
Капи очень удивился волнению приятеля и принялся утешать его, как только мог:
— Вижу, любил ты девчонку! Aber mach kein Spektakel, liber Freund.[71] Сукины дети эти бабенки! Все они — на одну колодку. Но будь спокоен, мы ее изловим. Ты только не горюй! Bleib ruig, Toni![72] Не велика утрата. Em Knopf ist nur em Knopf![73] А на свете пуговиц сколько твоей душеньке угодно! Изловим и соучастника ее, этого самого Круди. В четверг, в полночь, он уже будет у нас в руках. И документы твои, и пять тысяч форинтов! Десять жандармов отрядим туда, от них ему не уйти. Стефанович распорядится. Стефанович, сделай, пожалуйста, так, чтобы командовать жандармами поручили поручику Шершинскому. Он — малый ловкий, хитрый жандарм. Еr hat Nase![74] Он-то уж проведет твоего Круди. Только я попрошу вас, господа, хранить все это в глубочайшей тайне. А вы, Спевак, можете выписать ордер на арест девицы! Сегодня же нужно доставить ее сюда! И к четвергу все будет в порядке. В половине двенадцатого ночи жандармы будут уже в твоем распоряжении. Где ты хочешь с ними встретиться?
— Не знаю, — нехотя отвечал Балашша, словно теперь его ничто уже не интересовало.
— Лучше всего, — предложил Стефанович, — если жандармы сразу же с наступлением темноты спрячутся в кукурузе. Я знаю Склабоню и местность вокруг часовни святого Венделина.