О, что за ужасный кошмар:Исполненные вольной нови,Мы не хотим пролитья крови,Но жаждет крови земной шар!..Людскою кровью он набух, —Вот-вот не выдержит и лопнет…Никто не ахнет и не охнет,И смерть у всех захватит дух.Ну что ж! Пусть — коли суждено!Но мне обидно за Россию:Свободу обретя впервые,Погибнет с миром заодно…Хоть «на миру и смерть красна»,Но жизнь-то, жизнь ее в расцвете!Теперь бы ей и жить на свете,Когда свободна и ясна.Что ж, вновь за меч? Что ж, вновь в окоп?Отстаивать свою свободу?Лить кровь людскую, словно воду,И, как в постель, ложиться в гроб?!Я не могу, не смею яДавать подобные советы…Дороже этой всей планеты —Жизнь неповторная твоя!А если нет? А если нет, —Как насмеется враг над нами,Над женами, над матерями!Тогда на что же нам и свет?…Но вместе с тем не защищать,Не рисковать — погибнуть все же,Что делать нам, о Боже, Боже!На нас — заклятия печать!..Одна надежда, что солдатГерманский, вдохновляем веком,Стать пожелавши человеком,Протянет руку нам, как брат…Так сбрось последнего царя,Европа старая, с престола:Забрезжит с легкостью ЭолаНад миром мирная заря!О, как ничтожен человек,Хотя бы даже гениальный,Пред мыслью глубоко-печальнойО мертвой жизни всех калек!
1917. Апрель
Гатчина
Каприз царя
Царь на коне, с похмелья и в дремоте,И нищая красавица в лесу.Развратница в забрызганных лохмотьях,Похожая на рыжую лису…Смеется царь: «Когда бы были седла!..Но может быть ко мне вы на седло?»Бесстыдница расхохоталась подло,Смотря в глаза вульгарно, но светло:«У вашего величества есть кони,И если не с собой, то при дворе…Вы их не пожалейте для погони, —Тогда мой труп настигнут на заре.А я… А я ни за какие средстваНе смею сесть в одно седло к царю:Я — нищая, и я порочна с детства,И с Вами мне не место, говорю».Царь запылал и загремел он: «Падаль!Как смела ты разинуть рабский зев?»С коня он слез и — поясненье надо ль? —Царь взял ее, как черт, рассвирепев.Он бил ее, он жег ее нагайкой,То целовал, то рвал за волоса…И покраснело солнце над лужайкой,И, как холопы, хмурились леса.А нищая, в безумьи от побоев,Громила трон царя до хрипоты:— Моя болезнь взята самим тобою, —Страдай, дурак, меня не понял ты!